Все основные общие станичные дела решались на станичной площади у станичной избы. Сия площадь именовалось в основном «майданом». В часы своего редкого досуга на майдане так же собирались станичники, как говорили раньше; поиграть в кости, да послушать сказок, о лихих казачьих набегах, подвигах ратных, да славных казачьих победах над полчищами басурман.
Власть и руководство среди казаков распределялась следующим образом. Во главе всего станичного управления стояли выборные казаки – атаманы, у которых имелись ближайшие помощники – старшины. Само слова «атаман» пошло от слова «ватман», что значило начальник казачьей ватаги. В мирное время Войсковой атаман был лишь «старшим среди равных», хотя и был окружен особым почетом среди товарищей – казаков. С начала военного похода, сама структура руководства резко менялась и как только казак – атаман садился на коня, в полном вооружении он становился тираном, в разумном и изначально историческом понимании этого слова. Его власть была непререкаемой, а дисциплина среди казаков становилась железной. Атаман в буквальном смысле распоряжался жизнью и смертью своих боевых товарищей. В военных походах дисциплина была на самом высоком уровне, за любую провинность на войне незамедлительно следовало наказание вплоть до лишения жизни. Ежели в военном походе находили у кого водку, то ее обладателя расстреливали на месте, если водку находили во время морского похода на стругах, то виновника в нарушении дисциплины зашивали в большой мешок и сбрасывали в воду. Такие грубые меры борьбы с нарушением дисциплины были вполне оправданы, ведь на кону была жизнь не только самого пьяницы, но и жизни его товарищей, тех, кто на него положился, пьяный в одночасье мог погубить все общее дело.
Все мало – мальски значимые станичные дела обсуждались и решались кругом, в основном путем голосований на майдане. Собравшись на площади, казаки обступали часовенку, если таковая имелась, если нет, то на площадь из главной избы выносили икону. Образуя собою широкий круг, казаки старались становиться так, чтобы виден был каждый из товарищей и при желании любой мог смело и открыто высказать свое мнение по обсуждаемому вопросу, и что – бы случайным делом не допустить принятия решение с голоса немногих, но нахальных и горлопанистых.
В мирное время в станицах казаки не слабо бражничали, как сейчас бы сказали, были заядлые «тусовщики» или «гуливали» как говорили о себе сами казаки. Считалось абсолютно незазорным после очередного похода пропить все привезенное с собою имущество, пропиться «до медного креста», пропить можно было все, кроме коня, если он, конечно, был и оружия. Казак, пропивший свое оружие, автоматически лишался своего статуса, самого звания «казак» и навеки покрывал себя великим, несмываемым позором. Само товарищество казаков без малейшего сожаления изгоняло сего пропойцу из своей среды. На старом гербе Донского казачества, замененного, кстати, только, в начале 19 века на пронзенного стрелой оленя, издревле был изображен голый казак, восседающий на бочке, без одежды, но именно в полном вооружении. По станице казаки щеголяли в, богатых одеждах опоясанные дорогим оружием, отделанным драгоценными металлами или камнями, но это все лишь в мирное время и у себя как говорится дома. В поход же одевали, что попроще, но практичней, оружие брали самое, что не наесть «рабочее», удобное в обращении, но простенькое при его изготовлении, без излишеств. Все эти меры предосторожности, предпринимались с одной единственной целью, дабы в случае неудачи или же гибели, враг особо не смог поживиться за счет казачьего имущества.
