– Это «Губернские Ведомости», здесь недалеко, – дрожащими губами произнёс он.
– Да? А может «Губернские Вести»? – с сомнением отозвалась Маша.
У газетного киоска, окна которого были украшены морозными узорами, они выяснили, что оба издания, и «Вести», и «Ведомости», имеют много общего, и даже расположены по одному адресу, в одном доме.
– Разногласия в руководстве? – предположил Максим, не подозревая, как сильно он прав в своих предположениях.
Секретарш можно было принять за сестёр-близнецов. В приёмной – одной на две газеты – они располагались по левую и правую стороны от входа, почти синхронно произнесли «доброе утро».
– Утро добрым не бывает, – пробурчал Макс, дыханием пытаясь согреть озябшие пальцы.
– Скажите, – бодрым голосом начала Маша, – где здесь находится редакция газеты?
– Здесь, – дружно ответили ей секретарши.
– С нашей стороны «Губернские Ведомости», – сказала правая.
– А с нашей – «Губернские Вести», – лучезарно отражая улыбку коллеги, отозвалась левая.
Маша вздохнула.
– А какая разница? – поинтересовался Макс, пока сестра сверялась с записями на обрывке афиши. Ему понравилась та, что сидела слева. Впрочем, правый фланг был тоже ничего: кареглазый, с родинкой у губ.
– Нам нужна газета, где работает Андрей Витальевич, – сообщила Маша. Обе газетные секретарши заметно заскучали, левая даже эффектно и некрасиво зевнула. Правой такой возможности не досталось, поскольку ей пришлось признаться:
– Этот у нас… работает…
После выпуска номера редакция еженедельника схожа с сонным царством. В просторном, запутанном офисе, письменными столами превращённом в лабиринт, Макс не смог сосчитать количество сотрудников. Отчасти потому, что всё пребывало в скульптурном застое, отчасти потому, что стену редакции украшал живописный склон с ползущей вниз улиткой. Бетон, масло, работа неизвестного художника. Причина разногласий в дружной некогда газете для Макса стала ясна, как божий день. Он с трудом удержался от порыва броситься в лагерь конкурирующих «Губернских Вестей», чтобы убедиться: там, на точно такой же бетонной стене, по такому же живописному склону, ползёт точно такая же пузатая колоритная улитка – но ползёт вверх…
Бывает такой тип молодых людей, возрастом уже перешагнувших в ранг тридцатилетней солидности, серьёзности и важности, которые в облике своём оставляют нечто наивно-простодушное, отчего никакими усилиями не можешь заставить себя именовать их по имени. На века за ними остаётся уменьшительно ласкательный штамп: Боренька, Николенька, Алексашка. Этому досталось «Андрюша».
– Присаживайтесь, – сказал Андрюша, и, спохватившись, отправился к соседям искать стулья для гостей.
– Да, – произнёс Максим, впервые за весь день осенённый уверенностью: жильё у них будет…
– Тише, – предостерегла Маша, указывая куда-то поверх его голову. Макс посмотрел вверх: большой офис, фанерными перегородками разделенный на несколько маленьких. Зверевы – дураки, сказала Ниночка; в соседнем пенале целовались и жгли примус; да дайте же, наконец, человеку поспать, проревели из крайнего пенала, но в этот момент вернулся Андрюша, волоча за собой пару мягких стульев.
– Почему у вас фамилии разные? – спросил он, изучив их паспорта. – Мне сказали: брат с сестрой…
Пресекая репризы предыдущей ошибки, Макс ухватил Машу за локоть, и признался как на духу:
– Понимаете, я взял фамилию отца, а моя сестра – матери. Так захотела.
