История Французской революции. Том 1 - страница 39

Людовик просил мира; ему предписывали самые тяжкие условия: требовали, в частности, чтобы он сам отозвал своего внука с испанского престола. Людовик предпочел продолжать войну, несмотря на крайнее обеднение народа, который был уже не в состоянии платить подати. Увы, французская армия опять была разбита (при Мальплаке в 1709 году), и король опять смирился, но его предложения были отвергнуты.

Вандом тем временем поправил дела в Испании; Мальборо, попав в немилость, удалился; с Англией заключили перемирие, а Виллар, застигнув Евгения врасплох при Денене, одержал над ним блистательную победу. Последствием ее был Утрехтский мир, заключенный в 1713 году. Потом Виллар перешел Рейн, разбил еще и императорские войска и подписал с Евгением Раштадтский мир (1715 год).

Исход этой разорительной войны был не так бедственен для Франции, как ожидали. Самым унизительным условием оказалось срытие Дюнкерка[25]. Почти одновременная смерть дофина и герцога Бургундского довершила несчастья Людовика XIV. Он умер в 1715 году семидесяти семи лет от роду, процарствовав семьдесят два года. Он оставил Франции два миллиарда шестьсот миллионов долга и стал причиной смерти более миллиона человек. Боготворимый при жизни, он умер в унынии и одиночестве; народ проклинал его.

Семнадцатый век принято называть веком Людовика XIV, потому что этот государь придал ему блеск, великолепие и величавую пышность; но пользы он своему народу не принес никакой. Он сделал Францию могущественной в Европе, но поработил ее дома, он стал виной тому, что в течение целого века у французов не было национального духа. Нация забывала себя и смотрела только на него, слушала только его, а когда он сказал свое знаменитое «Государство – это я!», она ему поверила на слово. Суетный блеск ослепил народ, и без того уже слишком склонный боготворить какого-нибудь одного человека и одному ему вверять себя и свою судьбу.

С другой стороны, это был золотой век французской литературы. Однако философская мысль поневоле пришла в застой, потому что на всякую свободную мысль накидывались иезуиты: они клеймили ее именем ереси и преследовали. О свободе совести тоже не могло быть речи: янсенисты подверглись жестоким гонениям, не столько за свои религиозные убеждения, собственно говоря, даже не установившиеся на чем-нибудь определенном, сколько за то, что нарушали единство. Ведь требовалось, чтобы вся Франция мыслила одинаково с королем. Этим объясняется густой слой лицемерия, покрывавший тогдашние, в действительности крайне распущенные, нравы. Непостижимо, как могло быть дозволено представление Мольерова «Тартюфа» при таком дворе.

Правнук Людовика XIV сделался королем тоже пяти лет. Парламент отменил духовное завещание покойного короля и назначил его племянника, герцога Орлеанского, регентом с неограниченной властью. Это был человек весьма остроумный, но отъявленный кутила, чрезвычайно легкомысленный по части государственных дел. Французам наскучила однообразная величавость предыдущего царствования, особенно с тех пор, как начались бедствия последних годов. Избавленные от скучного придворного церемониала и религиозной нетерпимости, они предались веселому разгулу с необузданностью школьников, вырвавшихся из-под надзора угрюмого наставника. По поводу войны с Испанией вспомнили, что не худо бы заплатить долги, сделанные Людовиком XIV. Авантюрист [Джон] Ло привез из Шотландии финансовую систему, на которую с жадностью набросились. Правительство расплатилось деньгами обманутых спекулянтов, которые получили только килограммы бумаги и громадные надежды. Биржевая игра кружила всем головы, пока не разразилась страшная катастрофа