Эта первая линия аргументации, которой следует данная книга, несомненно, имеет исключительно немецкую специфику. История Германии в этом веке отличается от истории всех других стран и не растворяется в европейской истории. Однако это и европейская история тоже, и поэтому вторая линия аргументации в этой книге находится в противоречии с первой, поскольку пересекает разлом 1945 года.
Эта линия связана со становлением индустриального общества на протяжении двух десятилетий, предшествовавших Первой мировой войне, и с влиянием этого фундаментального переворота на экономику, общество, культуру и особенно политику Германии в XX веке. В отличие от предыдущих десятилетий тенденции, присущие индустриализации, с начала века больше не ограничивались отдельными группами и несколькими регионами, как прежде, а меняли жизнь почти всех людей, причем меняли на протяжении жизни одного поколения и более всеобъемлюще, чем когда-либо в истории.
Интенсивность и динамика этих изменений ставили перед современниками необычайно трудные задачи. Политические, социальные и культурные движения последующих десятилетий, отличавшиеся большим радикализмом, следует понимать прежде всего как попытки отреагировать, ответить на эти вызовы. Изменения воспринимались, с одной стороны, как невиданный прогресс, но, с другой стороны, как глубокий, экзистенциальный кризис буржуазного общества. Поиск такой модели политического и социального устройства, которая отвечала бы этим стремительным изменениям и сулила бы одновременно безопасность и динамизм, равенство и рост, определил облик последующих десятилетий.
При этом либерально-капиталистическая модель в Германии в значительной мере утратила легитимность и убедительность после Первой мировой войны, инфляции и особенно после Великой депрессии. Она столкнулась с конкуренцией со стороны радикальных альтернатив и слева, и справа, противопоставивших множественности и разнообразию общественных форм принцип единства и дихотомичности, сформулированный в категориях класса или расы. Значительную часть истории Германии ХX века можно интерпретировать как историю этой конкуренции. В ней национал-социализм и коммунизм воплощали не «антимодернистские» общественные формации, а иные проекты установления порядка в модерном мире: такие, в которых либеральная триада – свободная экономика, открытое общество и ценностный универсализм – в каждом случае ломалась специфическим образом. Оба проекта следует рассматривать как сконцентрированные ответы на динамику изменений, нараставшую с начала века, радикализированные опытом Первой мировой войны и противостоянием с другими, конкурирующими проектами общественного устройства.
Благодаря победе и превосходящей военной и экономической мощи Запада, прежде всего США, принципы либерального, демократического капитализма были после Второй мировой войны восстановлены, и в Германии, как и во всей послевоенной Европе, они обрели такую притягательную силу, которой в 1930‑х годах и представить себе было нельзя. Но только когда свободная рыночная экономика и либеральная политическая система продемонстрировали в 1950‑х годах свою устойчивость и успешность, либеральный выбор фактически возобладал в Западной Германии. В обличье «социальной рыночной экономики» он явно конкурировал с концепцией советского социализма, реализовывавшейся в ГДР, и был интегрирован в глобальное противостояние холодной войны.
