История города Хулучжэня - страница 32

Горбатый старик Янь, который съежился в лавке по ремонту обуви неподалеку от дома культуры, был ярым фанатиком площадных выступлений. Иногда он с трудом выдавливал из своего кривого рта слова: «Черт возьми, и чего они там маются, лучше бы свои рваные башмаки подлатали!»

Погребальный зал перед домом культуры снесли. Жители городка постепенно оправлялись от своего безутешного горя. Дождливая погода простояла сорок с лишним суток, фундамент зданий и постели во многих домах поросли зеленой плесенью.

Небо стало чистым: осенний ветер принес с собой ясную погоду. В каждом дворе спешили просушить промокшие постели, одежду, обувь и всяческую хозяйственную мелочевку.

Весь Хулучжэнь приобрел вульгарный вид. На столбах электролиний вдоль большой дороги и между деревьями протянулись веревки, на которых под дуновениями ветра развевались разноцветные пододеяльники, тюфяки, пеленки, трусы в цветочек, рваные занавески. Дворовые ограды, навесы над курятниками и частокол вокруг свинарников были заставлены поношенными ботинками с прокисшими носками, ночными горшками, кадками с разносолами и подпорченной соленой рыбой. По улицам разносилась вонь, в нос били запахи затхлости и гниения, а люди, зажимая носы, убегали на окраины, чтобы насладиться давно не виданными теплыми солнечными лучами.

Урожай в том году пропал. Посевы сгнили на корню. Пока женщины хлопотали над сушкой белья, мужчины бросились в горы и тщательно собрали проросшее заплесневелое зерно – до последнего зернышка. Они притащили назад всё, чем можно набить пустые животы – кукурузу, гаолян, соевые бобы, батат, редьку, капусту, после чего принялись бранить и понукать женщин, чтобы те убрали изношенное тряпье и освободили место для просушки зерна и хвороста, который позже пойдет на разведение огня, приготовление еды и отопление.

Однажды утром И Бай и И Цянь сломя голову примчались домой и, тяжело переводя дыхание, громко закричали своему отцу, Чудовищу И:

– Плохо дело! На стене перед входом в больницу появился реакционный лозунг! Иероглифы во-от такой величины…

И Цянь нервно жестикулировал.

– Там написано «Долой антипартийные элементы – Ван Хунвэня, Чжан Чуньцяо, Цзян Цин, Яо Вэньюань»[11].

Не успел И Цянь договорить, как раздался хлопок. Чудовище И со всей силы отвесил своему сыну звонкую пощечину:

– Болван! Прекрати нести эту околесицу!

Старик трясся всем телом от напряжения. Он накрепко запер двери и наглухо закрыл сыновей в комнате.

И Бай и И Цянь не врали. Накануне вечером они ворошили просушивающееся зерно во дворе производственной бригады, а утром, возвращаясь домой, чтобы позавтракать, проходили мимо ворот больницы и увидели этот жуткий лозунг. Чудовище И предупредил своих сыновей, чтобы они никому про этот лозунг не рассказывали, будто бы его и вовсе не было.

Но шила в мешке не утаишь. Бросающиеся в глаза огромные иероглифы были заранее написаны на красной бумаге, и уж потом их наклеили на стену. Лозунг быстро сорвали, и вскоре подоспела из уезда полицейская машина. На ней увезли нескольких людей – Чудовище И, Ван Личжэна, а также вдову Бай с западного берега и учителя рисования по имени Ван Дафэн из средней школы в южной части городка. И Бай и И Цянь не верили, что это совершил отец, но не могли его спасти. В ту ночь на городок опустилась мертвая тишина: не слышно было даже лая собак.

Прошел один день, и репродукторы на крыше дома культуры зазвучали особенно звонко, открыто сообщив то же самое, что можно было прочитать накануне на плакате, который сочли реакционным. Жители городка поначалу опасались покидать свои дома и уж тем более не осмеливались верить своим ушам. Уже ближе к сумеркам некоторые кадровые партийные работники городка и члены производственного отряда начали обходить дворы, сообщая о мобилизации: после ужина все жители должны были собраться на площади перед домом культуры для проведения торжественного собрания. А еще они заявили во всеуслышание, что тех, кто не придет, оштрафуют на трудодни.