История, которая… - страница 4

… Ты ещё спишь. После душа и утренних ритуалов выхожу в одних чёрных трусиках: никаких кружев, резинок, острых и режущих деталей – мягкий эластик приятно прилипает к влажной попе. Ещё вчера я выудила из твоей огромной сумки серо-полосатое поло, с твоего, естественно, разрешения.

Стою в нём у окна, слегка отодвинув шторы, впускаю утренний свет погулять по твоим волосам. Тебе не нравится, натягиваешь одеяло на голову, но сна не прерываешь.

Как же хорошо! Суббота, семь утра, впереди еще три дня. Облокачиваюсь на решётку окна, смотрю вниз: на краю контейнера с цветами у входа в отель сидит наш ночной портье и читает газету. Газету, Карл! Обычную, бумажную, многостраничную субботнюю газету. Мне с моего третьего этажа хорошо слышен шелест страниц.

Он сидит в пижаме, расслабленный, как сам утренний Париж. Дождик прошел, отель спит, до завтрака ещё час: некуда спешить, не о чем заботиться.

Аня, будь как он, этот прекрасный француз в пижаме, прекрати жевать мысли, выплюнь каку.

Обычный жилой дом напротив. Половина в лесах, строители вернутся в понедельник, и я еще успею насладиться их беззлобным переругиванием и лязгом металлических стропил. Но пока все та же тишина, пустота улиц, сонное качание занавесок в спальнях парижан, кашпо с геранью на балкончиках и одиноким самоубийцей кипарис на крыше, на самом углу, готовый к прыжку.

Интересно, как это жить в центре Парижа? Замечают ли они в суете дней калейдоскоп праздных любовников, обращают ли внимание на недвусмысленные телодвижения за небрежно задёрнутыми шторами? Или им плевать, как с Эйфелевой башни?

Не вижу, но чувствую (как говорят, пятой точкой?): ты на меня смотришь. Вроде ничего не изменилось, но пошла волна по спине, побежали мурашки по бедрам, напряглись ягодицы. Может, я просто замерзла, шутка ли, торчу тут полчаса, а ведь не месяц май?

Хочу проверить свою интуицию: изображаю физкультурницу, потягиваюсь, вдыхая с наслаждением. Поло ползет вверх, ягодицы оголяются, растет сладкое напряжение внизу живота.

– И заметь, никакого целлюлита.

Проснулся, заметил; довольная результатом, не спешу оборачиваться.

– Выспался?

– Иди сюда, замерзнешь.

– Таки вже.

То ли иду, то ли замерзла, фиг разберешь.

Забираюсь к тебе под одеяло, стараясь не касаться ледяными ступнями. Доброе утро, Гриша. Наше первое утро. Рада тебя видеть. Очень.

…Мы доедали наши первые паштеты с горячим хлебом, от ощущения сытости и расслабухи меня окончательно развезло. Даже взгляд, и без того близорукий, отказывался фокусироваться на тебе, на вывеске отеля, даже на собственных пальцах, чиркающих зажигалкой.

Но горячий душ, казалось, придал мне сил.

Я вышла в своем длинном, до пола, ночном платье, буквально споткнувшись о твой растерянный взгляд. Да, я так сплю: мне холодно с обнажённой спиной, длинные полы с боковыми разрезами по бедру не сковывают движение, дают ощущение целомудренности и сексуальности одновременно. Глубокий вырез на груди почти ничего не скрывает, но ткань прилегает к телу настолько плотно, насколько это возможно. Близок каравай, да не укусишь.

– Вау, какая! – ни малейшей иронии в голосе, лишь немного замешательства.

– Какая?

– Красивая. Есть в этом что-то… – поискал в воздухе слово, не нашел, просто щелкнул пальцами.

– Викторианское?

Не знаю, чего ты от меня ожидал: безразмерной майки-алкоголички, корсета а-ля Мулен Руж с подвязками, обнаженки ли, но я всегда знала, что буду с тобой именно в нем. Еще с тех пор, как впервые разговаривала с тобой из лондонского отеля.