История моей жизни, или Полено для преисподней - страница 24
Учительница русского языка и литературы по прозвищу «Косоручка» тоже нечто во мне открыла. Помню, писали мы изложение по Горьковскому «Данко». Её тогда удивило, что я в своей работе воспроизвёл не только суть и смысл рассказа, но и его характерную пафосную интонацию. И анализ Пушкинского стихотворения «Море», выполненный мною, тоже произвёл на неё впечатление.
Что касается математики, то наш классный журнал на соответствующей странице имел против моей фамилии непрерывную строчку пятёрок. И всё потому, что каждый, кто решит заданную на уроке задачку быстрее всех, удостаивался этой отметки. А перегнать меня не удавалось никому.
По физике тоже были сплошные «отлы». Однако благодаря допущенной мной бестактности, преподавательница относилась ко мне с прохладцей. А закавыка была в том, что однажды на открытом уроке в присутствии директорши я позволил себе её поправить. Учительница сказала, что коэффициент трения не может превышать единицу. Ну, а я поднял руку и возразил – может превышать, в отличие от коэффициента полезного действия, который действительно всегда меньше единицы.
По географии же успехи мои были неважнецкие. Этот предмет, в отличие от физики и математики, полагалось учить, а к таковому ежедневному подвигу был я уже не способен. Однако готовность рассуждать выручала и тут. Однажды директорша (а именно она вела географию) вызвала меня к доске и попросила рассказать про экономику Японии.
И вот, исходя только из самого очевидного – островного расположения этой небольшой, но сильной и заметной страны, я принялся конструировать некую чисто логическую модель, которая в силу своей разумности оказалась и действительной. Теперь я пишу об этом с оглядкой на Гегеля, а тогда, ещё не ведая знаменитой максимы немецкого философа, действовал так с искренней убеждённостью, что логика не подведёт.
Этот ли случай поспособствовал или другие мои ответы, но однажды, когда я во время перемены вместе с другими учениками носился по школьному коридору, директорша придержала меня и сказала:
– Осторожнее, не расшибись. У тебя министерская голова.
Впрочем, осторожнее я не стал. Не то окружение. Иногда приходилось и постоять за себя. Помню свой поединок с Валей Турчинским на переменке – перед классной доской. Это он вызвал меня на бой, будучи уверен в своей победе. Бились на кулаках. Окончилось его разбитой губой.
Но до чего жестоко и страшно дрались два самых сильных и ловких наших парня – Борис Корхин и Лёня Грушницкий. И как было жалко гордого, смелого Лёню…
Человек всегда смотрится в человека и воспринимает себя чаще всего через встречные мнения и суждения. Вот почему всякое слово, которое я слышал о себе, надолго застревало в памяти, исподволь формируя собственное представление о своей личности, впрочем, отбирая только самое лестное. Ну, а если бы стал я коллекционировать и всякую брань, ко мне адресованную, то, возможно, при её изобилии мне бы уже давным-давно и жить расхотелось.
Хотя припоминается кое-что и на эту тему. Так, учительница зоологии в той же самой школе № 5, довольно полная и ироничная женщина, уже на первом уроке разом определила мой род и вид:
– Видна птица по полёту.
Не поспоришь, ибо птицы – её специальность.
Впрочем, и жизнь в Нижнеудинске прошла не без приобретений. Там я научился, точнее сказать, осознал свою способность к декламации. И случилось это в день, когда я вместе с мамой, что было чрезвычайной редкостью, приготовил задание по литературе – выучил отрывок из тургеневского «Муму». Я рассказывал, а мама проверяла, точно ли воспроизвожу текст.