История моей жизни. Открывая мир движениями пальцев - страница 10

Учительница рассказывала, что однажды я прикрепила слово «девочка» к своему переднику и закрылась в платяном шкафу. И там на полке я выложила слова «в» и «шкаф». Эта игра доставляла мне ни с чем не сравнимое удовольствие. Мы с мисс Салливан могли играть в нее часами. Часто мы переставляли даже мебель в комнате в соответствии с составными частями различных предложений.

От выпуклых печатных карточек я перешла к печатной книжке. В «Азбуке для начинающих» я выискивала слова, которые знала. Когда я их находила, моя радость напоминала радость «водящего» в игре в прятки, когда он обнаруживает того, кто от него спрятался.

Долгое время у меня не было регулярных занятий. Я старательно училась, но это походило скорее на игру, чем на урок. Мисс Салливан объясняла все, чему меня учила, хорошей историей или стихотворением. Когда мне что-то нравилось или казалось интересным, она разговаривала со мной на эту тему так, словно сама была маленькой девочкой. Благодаря ей грамматика, сложные математические задачи или еще более трудные занятия – все то, что дети считают нудной, мучительной или пугающей зубрежкой, – до сих пор относятся к самым любимым моим воспоминаниям.

Моя учительница относилась к моим капризам и развлечениям с особой симпатией, которую я не могу объяснить. Возможно, она вела себя так потому, что долго общалась со слепыми. Не могу не отметить ее удивительную склонность к ярким и живым описаниям. Неинтересных деталей она касалась бегло и никогда не задавала мне проверочных вопросов, чтобы узнать, что я запомнила из позавчерашнего урока. Сухие технические научные моменты она давала мне понемножку, делая каждый предмет настолько радостным, что я не могла не запомнить то, чему она меня обучала.

Мы читали и занимались на воздухе, предпочитая дому залитые солнцем леса. Мои ранние занятия окружал смолистый запах сосновой хвои, смешанный с ароматом дикого винограда, и дыхание дубрав. Сидя под сенью тюльпанового дерева, я искала значимость во всем, что меня окружает. «И красота вещей научила меня пользе их…» Все, что щебетало, жужжало, пело или цвело, принимало участие в моем воспитании: сверчки и кузнечики, которых я бережно держала на ладони, пока они, привыкнув, не заводили вновь свои трели и пиликанья, громкоголосые лягушки, пушистые птенцы и полевые цветы, луговые фиалки, цветущий кизил и яблоневый цвет.

Я ощупывала раскрывающиеся коробочки хлопка, их рыхлую мякоть и мохнатые семена. Ощущала дуновение ветра в движении колосьев, шелест длинных листьев маиса и возмущенное фырканье моего пони, когда мы поймали его на лугу и вложили ему в рот удила. Ах, боже мой! Как отчетливо я помню пряный клеверный запах его дыхания!

Иногда я вставала на рассвете и пробиралась в сад, пока на травах и цветах еще лежала обильная роса. Ощущать нежность лепестков розы, льнущих к твоей ладони, или колыхание лилий на утреннем ветерке – ни с чем не сравнимая радость. Иногда, когда я срывала цветок, на нем оказывалось какое-нибудь насекомое, и тогда я чувствовала слабое шевеление крылышек, трущихся друг о друга в приступе внезапного ужаса.

Другим любимым местом для моих утренних прогулок был фруктовый сад, где начиная с июля созревали плоды. Крупные персики, покрытые нежным пушком, сами ложились мне в руку, а шаловливый ветер, играющий с кронами деревьев, ронял к моим ногам яблоки. Я собирала их в свой передник и вприпрыжку бежала домой, прижимаясь лицом к гладким яблочным бочкам, еще теплым от солнца!