– Лёша? Ты? – спросил дядя таким тоном, словно приведение увидел.
– Да, дядь Вить. Здравствуй.
И на этом мы замолчали. Стояли, разделённые порогом, и не могли подобрать правильных слов. Уже не важно было, писал ли дядя письмо в трезвой памяти, или опять его влёк сюжет. Он не ждал меня, смирился, что я ушёл навсегда. А я никак не решался заговорить. О чём? Извиниться как в детстве, когда убегал гулять без разрешения?
– Ну и чего ты стоишь, как не родной? – дядя первым шагнул мне навстречу. Широко улыбнулся неестественно ровной белой челюстью и протянул руку.
А я не придумал ничего лучше, чем броситься к нему с объятиями. Слишком устал от дороги, чтобы сдержать эмоции.
– Прости. – сдавленно прошептал ему на ухо.
– Ну ладно, ладно, чего ты? – он мягко похлопал меня по спине, потом отстранился, чтобы получше рассмотреть. – Спортом бы тебе заняться, а то щуплый какой-то, как девка прям.
Неожиданным замечанием дядя вернул меня в равновесие. Напомнил, кто он такой.
– Да некогда, дядь Вить, весь в работе. Скажи лучше, ты-то как? Как здоровье?
– Здоровье как здоровье. Покажи мне хоть одного старика, которому бы не на что было жаловаться. – усмехнулся дядя и втянул меня в дом.
Внутри всё было точно так же, как я запомнил. Уютная прихожая со старинными напольными часами, в которых мерно покачивался начищенный до блеска серебристый маятник. На лакированном паркете овальный потёртый коврик, ваза в углу с десятком тростей и зонтов. И конечно картины на стенах, куда же без них. Дядя любил живопись почти так же нежно, как и литературу. В своё время он водил дружбу со многими именитыми художниками, помогал начинающим пробиться наверх, и ничего удивительного, что ему часто дарили полотна. Большая их часть была выставлена в галерее на втором этаже, а то, что туда не поместилось, рассыпалось по всем уголкам особняка.
– Да ты раздевайся, чего застыл? – суетливо подогнал меня дядя. – Проголодался, наверное? Скоро будет готово. Вещи пока в комнату забрось. А я пойду мясо караулить. Ты надолго приехал?
Последний вопрос дядя задал уже из гостиной.
Ждал он меня или нет, я так и не понял, но одно знал наверняка – наверху есть застеленная постель.
Так и оказалось. Всё в моей комнате было на прежних местах. И просторная кровать, и шкаф на изогнутых ножках, и письменный стол у окна, за которым я когда-то писал свой первый рассказ.
Стоило однажды заикнуться, что хочу быть писателем, и дядя завалил меня учебниками по стилистике, справочниками и словарями с такими названиями, что с первого раза не выговоришь. Всё, чем мучают студентов в вузах, мне пришлось читать в тринадцатилетнем возрасте. В результате жуткая каша, и ни одной толковой истории. Но поражения дядя упорно не принимал и настоял на университетском литературном образовании, диплом о котором пылится где-то у меня в квартире в одной коробке с исписанными черновыми тетрадями.
За окном слабо прорисовывались очертания ближайших сосен, а всё, что было дальше, таилось за завесой темноты. Жаль, погода дрянная, да и время позднее. В ясный день отсюда открывался прекрасный вид на озеро, который крепко ассоциировался у меня с финским роком. Стоит закрыть глаза, расслабиться и сразу послышится приглушённая песня «Night after night» в исполнении The Rasmus, покажутся серебристые воды Кошты, терпеливо стачивающие утёс. Тот самый, где никогда не было маяка, но так его не хватало.
