На сей раз он немного сбавил шаг: во-первых, перед новой пробежкой с полными кувшинами требовалось хоть немного перевести дух, а во-вторых – и это было куда более существенно – теперь, утолив жажду и слегка отойдя после долгого и трудного перехода под палящим солнцем, Маду озирался по сторонам и будто впервые замечал, насколько же красиво все вокруг него. Речная гладь сверкала впереди, наполняя его сердце тихим теплым чувством – юноша будто возвратился в детство, проведенное на берегах полноводной Итеру; а свежий ветер при этом столь приятно холодил его покрытое красноватыми пятнами от безжалостного жара дешерет лицо, что спешить никуда не хотелось. Задрав голову, Маду с наслаждением, всей грудью вдохнул чистый, не затронутый дорожной пылью воздух – и вдруг остановился, остолбенев от неожиданности и едва веря своим глазам.
Он был уже на полпути по спуску со склона, но из-за своего желания чуть отдохнуть выбрал другой путь, нежели в первый раз: здесь внизу ему требовалось сделать небольшой крюк по илистому берегу, дабы добраться до товарищей, но зато дорога была куда ровнее. С того места, где остановился Маду, был отчетливо виден край крутого склона, над которым до сих пор клубилась дорожная пыль; а дальше – почти полностью скрытые высокими кустарниками, поднимались по узкой извилистой тропке два человека. Под уздцы они вели оседланных лошадей, и даже с такого расстояния по одежде их видно было, что то были отнюдь не воины Усермаатры. Хуже всего оказалось то, что Маду с легким холодком узнавания различил уже пару раз виданные им просторные холщовые нарамники, в которые одеты были незнакомцы, и обмотанные вокруг их голов в несколько слоев затейливыми узлами платки: именно так предпочитали одеваться давние обитатели дешерет, не страшившиеся ни скудности подаваемого ею пропитания, ни песчаных бурь, ни нестерпимого зноя – хитроумные, неуловимые кочевники-шасу, старые союзники народа Хатти.
Из головы Маду разом вылетели все связные мысли, кроме одной, бившейся перепуганной птицей: лазутчики! Этим сыновьям пустыни наверняка вся армия Амон видна, как на ладони – а как знать, сколько времени они следовали за войском Та-Кемет и что успели передать о нем дальше, в Кадеш или того хуже – самому Муваталли, царю всей Хатти? Маду, как новобранцу, не полагалось, да и неоткуда было слишком много знать о неприятеле; но он слышал разговор командира Песемхета с одним из его помощников, старым и опытным воякой Мебехти – и оба они, насколько юноша мог судить, говорили о правителе живых мертвых как об очень хитром, опасном человеке, не чуравшемся никаких средств на пути к победе – в том числе и толково, искусно поставленной своевременной разведки.
Воспоминание это сразу же воскресило в нем другое, относившееся к первым неделям пребывания в войске – когда в них всех, неопытных и неловких растяп, многие из которых вообще впервые взяли в руки оружие, спешно вбивали простейшие навыки предосторожности. Маду пригнулся, как никогда проклиная свой высокий рост: похоже, кочевники не успели заметить одинокого юношу на фоне сплошь поросшего мелкими кустарниками и пожухлой травой склона – но неизвестно было, сколь долго те пробудут в неведении; требовалось спешить.
Бегать в полусогнутом положении, прячась в тени кустарников, оказалось трудновато, даром что все кувшины Маду бросил там же, на месте. У воды дело пошло легче, хотя теперь ступни его утопали в вязком иле по самую щиколотку – так, что когда он, тяжело дыша и размахивая руками, подбежал к остальным, то чуть не свалил в воду некстати вставшего на пути Атсу.
