Но когда перемирие вышло, в марте 1542 года приехали в Москву литовские послы: Ян Глебович, воевода полоцкий, и Никодим Техановский. Приставам, которые должны были провожать послов, дан был наказ: «Послов встретить на рубеже и ночевать с ними, не доезжая до Смоленска верст 10, а в Смоленске с послами ни под каким видом не ночевать и ехать с послами мимо Смоленска бережно, чтоб с смольнянами они не говорили ничего». Смоленск по-прежнему сделал бесплодными все толки о вечном мире; по-прежнему ничем кончились толки и об освобождении пленных, которого добивались московские бояре; смогли согласиться только на продолжение перемирия еще на семь лет, причем возник спор о границах. По этому делу отправлен был в Литву Сукин.
Готовясь на всякий случай к войне с Москвою, Сигизмунд не переставал сноситься с Крымом, где за него, против Москвы действовал Семен Бельский. Осенью 1540 года Бельский писал королю, что он успел отвратить поход крымцев на Литву и взял с хана клятву, что весною пойдет на Москву. Король благодарил за это своего верного и доброго слугу и послал ему сто коп грошей, да королева от себя – некоторую сумму денег. В июле 1541 года Бельский писал Сигизмунду: «Весною рано хан не мог идти на Москву, потому что захворал; когда, выздоровевши, хотел выехать, пришли все князья и уланы и начали говорить, чтоб царь не ездил на Москву, потому что там собрано большое войско. Услыхавши это, я взял с собою троих вельмож, которые вашей милости служат, и просил царя, чтоб ехал на неприятеля вашей милости. Я, слуга вашей милости, призывая Бога на помощь, царя и войско взял на свою шею, не жалея горла своего, чтоб только оказать услугу вашей королевской милости. А перед выездом нашим приехали к нам послы от великого князя московского с немалыми подарками, прося нас, чтоб мы не поднимали царя на Москву, а князь великий и вся земля отдаются во всем в нашу волю и опеку, пока великий князь не придет в совершенные лета. Но мы, помня слово свое, которое дали вашей милости, не вошли ни в какие сношения с великим князем московским». Понятно, какое впечатление должно было произвести это хвастовство на умного Сигизмунда. Бельский узнал, что при дворе королевском смеются над опекуном великого князя московского, и писал опять к Сигизмунду, вычисляя свои услуги, писал, что три раза поднимал ногаев на Москву, поднял крымского хана и повоевал Московское государство, великого князя московского и его бояр из Москвы выгнал.
Мы видели, что единовластие Саип-Гирея и угрозы его поставили московское правительство в затруднительное положение. Чтобы не вести войны с двух сторон, оно соглашалось терпеть Сафа-Гирея в Казани, лишь бы он сохранил прежние подручнические отношения к Москве. Но в Крыму именно добивались уничтожения этих отношений, и, получивши от Иоанна грамоту с изложением прав московских государей на Казань, Саип задержал великокняжеского гонца, отправленного к молдавскому господарю, и писал к Иоанну: «Государского обычая не держал твой отец, ни один государь того не делывал, что он: наших людей у себя побил. После, два года тому назад, посылал я в Казань своих людей; твои люди на дороге их перехватали да к себе привели, и твоя мать велела их побить. У меня больше ста тысяч рати: если возьму в твоей земле по одной голове, то сколько твоей земле убытка будет и сколько моей казне прибытка? Вот я иду, ты будь готов; я украдкою нейду. Твою землю возьму, а ты захочешь мне зло сделать – в моей земле не будешь». Бояре определили послать в Крым окольничего Злобина с хорошими поминками, чтоб склонить хана к принятию прежних условий относительно Казани, т. е. что великий князь не будет трогать Казани, но чтоб Сафа-Гирей оставался московским подручником.
