Читать онлайн Владимир Калистратов - История русской идеи

О русской идее не размышлял только ленивый. Она веками не даёт покоя нашим интеллигентам, да и простые обыватели иной раз не прочь обсудить её на кухне в приятной компании.

В Древней Руси, которая всегда вызывала у наших историков умиление, монахи усмиряли непокорную плоть, князья, напротив, её ублажали, ни о каких идеях не помышляя. «Призванные» Рюриковичи дрейфовали вместе с дружинами от одной волости до другой по иерархической разнарядке, зачастую выясняя права на княжение «судом Божьим», то есть на поле брани. Покорённые племена облагали данью. Смердов и челядь угоняли целыми семьями в рабство и либо расселяли их на «своих» землях, либо продавали на рынке. Кстати, основной статьёй торговли в Древней Руси были рабы. Кавычки на слове «своих» поставлены не случайно – ведь никаких своих земель у князей тогда ещё не было. «Следы землевладения у служилых людей появляются в памятниках не ранее XI века», – пишет В. О. Ключевский. А земельная собственность как политический институт сформировалась ещё позднее. В соответствие с «лествичным» правом, существовавшим не в юридических документах, а в головах родственников, князья занимали полагающиеся им «столы», уводя за собой дружины и родовитых бояр. Не прихватишь же и землю в придачу!

Крещение Руси князем Владимиром в 988 году можно считать историческим символом, потому что реально христианизация восточных славян началась раньше (уже княгиня Ольга была христианкой) и растянулась на несколько веков. В летописных источниках часто упоминается «русская земля», но в географическом её понимании, где нет и намёка на «русский народ». В. О. Ключевский называл Русь «земским союзом», находя в ней «если не политическое, то бытовое земское целое». Советские историки возвышали её ранг до «феодального государства», а постсоветские опускали до «племенных княжений», намекая на отсутствие каких-либо признаков государственности. Основу её единства составляла правящая династия и православная вера там, где она успевала распространиться, но из-за постоянных свар между князьями, учащающихся прямо пропорционально росту их численности, и отсутствия разделения труда, никакого «общественного бытия» на Руси не существовало, а следовательно, неоткуда было взяться и «общественному сознанию». Реплику Д. С. Лихачёва о том, будто бы древние русские летописи «проникнуты патриотизмом», следует расценивать как поэтическую метафору. Пресловутая «борьба леса со степью» и патриотические экзерсисы вроде того, что Русь своей грудью «защитила» Европу от набегов степных кочевников, и в этом её «историческая заслуга», также притянуты за уши. В них всегда пытались найти причины «отставания» России от Запада. Суть в том, что Древняя Русь, которая с исторической точки зрения является колыбелью нашего детства, с точки зрения этнической – старый умирающий организм. К сожалению, первые опыты самосознания, дошедшие до нас в летописях, возникли в ней уже на стадии разложения. Попытки объяснить её деградацию, начавшуюся ещё до батыевского нашествия, предпринимались давно. В. О. Ключевский, к примеру, связывал запустение с «княжеской междоусобицей», «давлением половцев» и с «рабовладением, которое принижало низшие классы» (см. Русская история). Нечто подобное изрекал Н. И. Костомаров: «От разнородности населения, от непостоянства общественного строя, от беспрестанных разорений и, следовательно, от ненадёжности гражданской жизни в Южной Руси, видимо, происходило разложение» (см. Черты народной южнорусской истории). Мономаховичи винили Ольговичей: «Разделил нас дед Ярослав по Днепру и вам ся сторона не надобе, а Ольговичи – вы почаша первее нас губити, мы не угры, не ляхи, а одного деда внуци». Ростиславичи, Мстиславичи, Изяславичи, Юрьевичи вступали в кратковременные союзы и воевали друг против друга, вымещая свои обиды. Попытки «централизации», предпринимаемые Всеволодом Большое гнездо, Андреем Боголюбским, Мстиславом Великим, Романом Волынским или Даниилом Галицким, – это крохотные островки в море междоусобиц. Так или иначе, XII век стал началом распада русского суперэтноса, а точнее, веком его обскурации, по выражению Л. Н. Гумилёва, назвавшего так фазу этногенеза, характеризующуюся вероломством, шкурничеством, близоруким эгоизмом и жестокостью.

Осознание этой «обскурации» передано автором «Слова о полку Игореве» в поэтической форме:

В этом произведении, словно в зёрнышке будущего многовекового растения, заложены христианские темы спасенья души и «неправды» междоусобиц, языческие темы одухотворения природы и поэтизации бытия, воспевания славы и героизма, оплакивания погибших. Они алой нитью протянутся через всю историю Древней Руси и Российской державы, затем трансформируясь в светские идеи социальной справедливости, защиты отечества и памяти жертв – в СССР.

Владимир Мономах, перечислив, как он «ходил» на соседних князей в Смоленск, в Полоцк, в Курск, во Владимир, в Чернигов, в Переяславль, а также в Польшу, в чешскую землю, на половцев, сколько «миров заключил», сколько половецких князей «иссёк», а сколько «отпустил из оков», оставил потомкам напутствие: «Не ленитесь ни на что хорошее! Так поступал отец мой блаженный и все добрые мужи совершенные. На рассвете, увидев восходящее солнце, с радостью молвите: «Господи, умножь годы мои, чтобы впредь, в остальных грехах своих покаявшись, исправил жизнь свою!»» (пер. Д. С. Лихачёва).

Мировоззрение наших предков зиждилось на уверенности, что все существенные события уже есть в Книге Жизни; и тому, что происходит у них на их глазах, нужно лишь найти адекватное толкование в Священном писании. Вместе с тем, языческие мотивы (в том же «Слове о полку Игореве») свидетельствуют о господствующей в народной среде мифологии. Для мифологического сознания характерно ощущение безвременности бытия и деперсонализации субъекта. Творчество монахов, обращённое ко всему люду (включая князей), имело целью изобличенье грехов. Вот как пишет об этом автор «Повести временных лет»: «Это Бог напустил на нас иноплеменников, не их милуя, а нас наказывая. Наказывает он нас нашествием поганых; это ведь бич его, чтобы мы, опомнившись, воздержались от злых дел своих. Ведь потому-то и народ подвергается мукам: одних ведут в плен, других убивают, иных выдают на месть, и они принимают горькую смерть, иные трепещут, видя убиваемых, иные от голода умирают и от жажды. Одно наказание, одна казнь, бедствия же различны; различны печали и страшные муки тех, кого связывают и пинают ногами, держат на морозе и кому наносят раны… Пусть же никто не дерзнёт сказать, что Бог ненавидит нас! Нет! Нет! Ибо кого любит Бог так, как нас возлюбил? Кого так почтил он, как нас, прославил и превознёс? Никого! Были мы прославлены Богом и не прославили его, были просвещены – и не уразумели, видали волю владыки и презрели её. Потому ведь и сильнее разгневался на нас, что больше всех почтены были и хуже всех совершили грехи. Вот и я, грешный, много и часто Бога гневлю и часто согрешаю во все дни» (пер. Д. С. Лихачёва).

Любопытно, что уровень грамотности в Древней Руси был заметно выше, чем в последующие времена на её территории. Об этом свидетельствуют берестяные грамоты Новгорода, где простой люд (и даже женщины!) вели бытовую переписку. Впрочем, как писал Гегель в своих «Лекциях по философии истории», «язык богаче в неразвитом, первобытном состоянии народов и беднеет с цивилизацией». Вместе с накоплением богатств и культурных ценностей происходило расслоение общества, а кроме того, «вытеснение» Руси из южных степей. Если в X веке русские свободно ездили в Тмутаракань, в Крым и даже через степи Северного Кавказа до берегов Каспийского моря, то в русских источниках XII–XIII веков Половецкая степь уже именуется «Землёй неведомой», а затем – «Диким Полем». Разложение русского суперэтноса началось, когда Русь находилась в зените своего развития. Она была богатой страной с великолепным ремеслом и блестящей архитектурой (см, например, Б. А. Рыбаков. Ремесло Древней Руси. 1948; П. П. Толочко. Древняя Русь. 1987). Ничего удивительного! Ведь Древний Рим тоже процветал, когда начиналось его разложение, и его граждане требовали «хлеба и зрелищ». В своей лекции по теории этногенеза Л. Н. Гумилёв изрекал: «Человек, будучи глубоким стариком, ещё находится здесь!» – и тыкал указкой в максимум кривой экономического и культурного развития этноса.

Батыевское нашествие воспринималось как кара Божья, от которой одно спасение – покаяние. Оно не замедлило развития Древней Руси, а лишь ускорило её агонию. Именно из-за отсутствия «энергии сопротивления» и эгоизма князей Русь была побеждена, хотя обладала резервами (городами, воинами и материальными ресурсами) для отражения атаки. Тем паче, что разрозненные отряды Батыя, наступавшие на Рязань и Владимир, были вовсе не так многочисленны, как это расписывали в ранних источниках. Князья «не договорились». Впрочем, нельзя исключать, что сама такая гипотетическая возможность объединения для борьбы с внешним врагом существует лишь в нашем воображении, как и сам феномен Руси как некого национального сообщества. Ко второй половине XIII века все русские княжества попадают в вассальную зависимость от Орды. Тут надо заметить, что именно «поганые» монголо-татары впервые провели на Руси перепись населения. Вот как повествует об этом Новгородская летопись (от 1258 г.): «И почаша ездити окаяннии по улицамъ, пишюче домы крестьянскыя…». Именно «окаянные» ввели единую десятичную систему налогообложения, исключив из неё духовенство и церковную собственность, и сформировали на всей территории северо-восточной Руси «ямскую гоньбу» (постоянную конную систему транспорта). Десятники, сотники и тысячники назначались из местного населения. Во главе «тьмы» (десяти тысяч) ставились монгольские чиновники («баскаки»). Сначала дань собирали баскаки, а затем уже сами князья, получающие в Орде ярлыки на правление.

«Пассионарный толчок» или «мутация этноса» (по выражению Л. Гумилёва) приводит к образованию островков новых народностей. Один из самых глухих островков – Москва. Преобразование родовых отношений в государственные и переход удельных князей в подданство к Московскому князю протекало в жестокой борьбе. Условно можно выделить три этапа, в течение которых были преодолены архаичные заветы старины и «лестничное право» на вотчины. Сначала была подорвана «конкурентоспособность» целой ветви Рюриковичей из Великого княжества Тверского. На втором этапе истреблены практически все конкуренты – братья Василия II Тёмного из рода «Даниловичей». Третий этап – присоединение Новгородской земли и освобождение от дани татарским ханам при Иване III – рождение государства под названием Россия. Условным историческим рубежом, разделяющим Древнюю Русь и Россию, С. М. Соловьёв и В. О. Ключевский считали год вступления на московский престол князя Ивана III; Л. Н. Гумилёв называет временем «перестройки» 70 лет с 1412 по 1482. В конце концов, это дело вкуса.

Параллельно на Юго-западе формируется ещё один русский этнос («Литовская Русь»), где «собирателями» русских земель выступают литовские и польские завоеватели. В 1323 князь Гедимин разбивает коалицию русских князей на реке Ирпень и ставит в Киеве «вассального» князя. При нём завоёваны Полоцк, Туров, Пинск и Витебск. Затем его сын Ольгерд подчиняет Литве Подольскую землю, Брянское, Северское и Черниговское княжества, распространяя своё влияние на Смоленск, Тверь, Псков и Новгород. Три раза подходит к Москве, громит войско князя Дмитрия, но Москву взять не может. Его племянник Витовт ставит своих наместников в русские княжества. При этом зависимость от Орды, «утверждённая» ещё при хане Узбеке, сохраняется. В 1349 году польский король Казимир Великий завоёвывает Галицкую Русь. Уже к середине XIV века «Великое княжество Литовское, Русское, Жемойтское и иных» (ВКЛ) включает практически все княжества Западной и Южной Руси и по крайней мере на три четверти состоит из русских. Литовские Гедиминовичи и московские Даниловичи на протяжении двух веков ведут упорную борьбу за владение всеми русскими землями. Междоусобица побуждает некоторых Гедиминовичей к отъезду в Московское княжество, где они становятся родоначальниками княжеско-боярских родов Патрикеевых, Бельских, Волынских, Голицыных, Куракиных, Мстиславских, Трубецких, Хованских. Те Гедиминовичи, что укоренились в Белой и Малой Руси, дают начало родам магнатов Корецких, Вишнёвецких, Сангушек и Чарторыйских. В 1386 Великий литовский князь Ягайло (сын Ольгерда) женится на польской королеве Ядвиге (Анжуйской), становится польским королём, заключает с Польшей союз (Кревскую унию), а в 1387 крестит Литву по католическому обряду. Благодаря соглашению между Ягайло и его двоюродным братом Витовтом, за Литвой сохраняется право иметь своего государя (Витовта) под верховенством польского короля (Ягайло). Был период, когда «благоразумный князь» Витовт (по терминологии Н. Костомарова) вполне законно претендовал на Московский престол, занимаемый его внуком Василием II (сыном его дочери Софьи и князя Василия I). И лишь страшное поражение в битве на реке Ворскле (1399 г.), где