На самом деле, было лишь одно из всего того, что заставлял её учить отец, что приносило свои плоды. Ей нравилось писать музыку, хоть она никому и не показывала своей работы. Поначалу казавшаяся утомительной и крайне скучной, нотная грамота постепенно укладывалась у неё в голове. И вот, когда её охватило смутное предчувствие внутренней эмоциональной бури, что было с ней не впервые, Софи дотянулась до нотной бумаги и карандаша. Сначала её мысли не выдавали чётко сформулированной постановки музыки, она выходила на свет с трудом, с огромным трудом, но только первые две строчки, чтобы затем изливаться стройной, податливой своим берегам-строкам речкой. Это была музыка, ещё не знавшая своих инструментов, ещё никогда не высвобождавшаяся через инструмент.
Но едва закончив своё первое произведение, Софи уже загорелась желанием поскорее сыграть это. Она испытывала беспокойство и вполне ощутимые муки от невозможности ждать, когда, наконец, дом опустеет в очередное воскресенье, когда мать уедет утром со своими замужними подругами в город и оставит её на попечении слуг. Когда инструменты в гостиной никто не услышит и она, наконец, сможет подобрать тот, что отразит её замысел, что был предначертан. В голове она слышала не какую-то определённую партию. В её голове мелодия напевалась голосом.
И вот, настала долгожданная суббота. Софи едва удерживалась, чтобы не подскакивать на месте, ожидая, когда же мать выйдет за порог, и она, конечно же, это заметила.
– Всё в порядке, дорогая? Тебе нездоровится? – уже на крыльце осведомилась она, напуская озабоченный вид.
– Нет, нет, мам, со мной всё в полном порядке, езжай.
Софи слышала, как её голос торопится, как интонации смазываются, явно обозначая нечто необычное, выдавая её нетерпение. Но мать только одарила её ещё одним обеспокоенным взглядом и направилась к экипажу. И дверь, наконец, отрезала её от дочери, ту же метнувшейся к заветному фортепиано. Начать Софи хотела именно с него, так как именно фортепиано давалось ей более других инструментов без ощутимого труда, и так как, пока мать раздавала строгие указания слугам на время своего отсутствия в доме, она уже мысленно подобрала все необходимые клавиши в своей мелодии. К гостиной Софи бежала уже с нотным блокнотом, в котором были заложены три заветных исписанных листа.
Но фортепиано с первых нот показало себя невыдающимся образом. Мелодия на нём была абсолютно невыразительна и лишена того чувственного обаяния, которым наделяло ноты воображение Софи. Она взяла в руки скрипку, но вновь промахнулась, на сей раз совсем переборщив с эмоциональным уклоном, да ещё и в очередной раз, огорчившись своим слабым владением этим инструментом. Когда же очередь дошла до гитары, лицо Софи просияло.
Это было бесспорное попадание, хоть с первых двух попыток сыграть мелодию получилось недостаточно точно. Она сидела на фортепианной скамье и, уложив листок на крышку закрытого инструмента, прикладывала все свои силы, чтобы достаточно сильно зажимать струны и сменять аккорды без получасовых пауз. Этот инструмент отец называл простонародным и открыто не уважал, однако для его дочери уроки игры на гитаре были гораздо интереснее занятий с арфой или флейтой. В гитаре чувствовалась лёгкость и многогранность, гитара была не так пластична к мягкости и оттенку звука, как то же фортепиано, но она была всё-таки лучше громоздкого ящика, удобно лежала в руках, ближе к сердцу.
