Одним словом, фальшивомонетным делом был занят Фролка-кузнец. И копейки его на государевы похожи были как две капли воды. Потому что железки каленые, или, как их называли тогда, чеканы, были крадены с государева монетного двора.
Случилось то года два назад. Жил Фролка в ту пору – надо бы хуже, да некуда. С кваса на воду перебивался. По трудному времени замки – не ходкий товар. А как своей лавочки нет – вовсе беда, не продашь.
Ребята голодные в голос ревут. Матрена – худющая да злая – все пилит:
– Другие, которые поумней, семьи обувают, одевают да кормят получше прежнего. И не кузнецы. В лес подаются. А ты себе в кузне стучал бы да стучал, кто знает чего?
Понимал Фролка, к чему клонит жена. И то сказать: кузнецкая работа силы требует, а у него ноги подгибаются и звон в ушах.
Боязно, однако, было идти на тайное, воровское дело. Матрене говорил:
– Чеканы нужны… Они, чай, на улице не валяются… Где достать?
И словно услышал кто, приплыли чеканы Фролке прямо в руки.
С горя пропивал однажды заработанный случаем алтын. Рубаху на груди рвал, обливался пьяными слезами.
А как малость потрезвел, мужичок неприметный, которому жаловался на нелегкую свою судьбу, и скажи:
– По глупости маешься. При твоем ремесле возможно жить припеваючи.
Разом у Фролки выскочил хмель. Услышал точно Матренины слова. Однако виду не подал, что уразумел, куда мужичок гнет:
– Времена ноне не те. Горб целый день ломаешь, а заработаешь пшик…
Мужичок пристально посмотрел, прищурился.
– Коли в прятки хочешь играть, так не со мной…
И поднялся.
Испугался Фролка упустить случай. Остановил:
– Постой… Дело-то боязное, опасное…
– Ежели опасаешься, опять же толковать не об чем…
– Тьфу, – плюнул в сердцах Фролка, – уж больно напрямки идешь… Ну, что у тебя там?..
Наклонился мужичок к самому Фролкиному уху:
– Чеканы копеек государевых с его монетного двора… Уговор такой: я те чеканы, ты мне пятьдесят рублей медных денег…
Отшатнулся Фролка:
– Ума рехнулся?! Где добуду столько?
Скривил в усмешке тонкие губы мужичок.
– Голова! Тебе на то два дня работы да пять фунтов меди.
Принялся Фролка торговаться, у мужичка один сказ:
– Не хочешь – не бери. Другие найдутся. От своего счастья не всякий откажется…
Согласился Фролка.
– Сюда через неделю и принесешь, – велел мужичок. – Да хитрить не вздумай. Одной веревочкой теперь связаны.
Душа у Фролки в пятки ушла, как за пазуху перешла тряпочка с калеными тяжелыми железками.
Попрощались.
Идет Фролка, а железки за пазухой: дзынь-дзынь, дзынь-дзынь… Кажется Фролке тот тонкий голосок громче пожарного набата. И чудится: крадутся по пятам государевы слуги, вот-вот схватят.
Пока до дому добрался – взмок.
Жена напустилась:
– Где шляешься, окаянный?! Опять винищем несет…
Повернулся Фролка, и глянули на Матрену страшные глаза.
Сколько потов с Фролки в те дни сошло, сказать невозможно. И не от трудов одних. Больше от страху.
Перекрестилась Матрена. Молчком поужинали. Молчком спать легли.
Утром обронил Фролка:
– Со двора не ходи, кого у калитки приметишь, разом упреждай. Да гляди как следует, не то рядом на плаху головы положим.
Что делать будешь?
– Фальшивые деньги…
Затряслась Матрена.
– Страх-то какой… Может, не надо, Фролушка?..
– О том раньше думать надо было. Теперь поздно.
Непривычно Фролке монетное дело. Нужных приспособлений нет. Однако недаром слыл хорошим мастером. Изготовил что нужно. И посыпались государевы копейки, чеканенные рукой Фролки-кузнеца.
