– Да.
– У нее нет друга?
Я качаю головой. Мне следовало догадаться, что он в конце концов коснется ее личной жизни.
– Вы рано потеряли отца: вам, должно быть, пришлось так же тяжело, как и мадам Кирхер…
– Как и всякому, кто теряет отца или мужа. Ни больше ни меньше.
Мой ответ его не интересует. Он чувствует, что я ушел в глухую оборону.
– Какие отношения у вас сложились с матерью?
– О чем вы?
– Вы с ней близки?
– Характер у нее скорее… независимый. Мы видимся не так часто, как хотелось бы, но отношения у нас хорошие.
Кажется, это прозвучало фальшиво – не то я хотел сказать.
– Значит, вы можете не все знать о ее жизни? Об отношениях с людьми без вашего ведома?
– К чему вы клоните? Вы считаете, что моя мать была любовницей того человека, господина…
– Далленбаха. Его фамилия Далленбах.
– Вы верите, что у нее был роман с женатым мужчиной и это преступление на почве страсти?
– Такую возможность нельзя исключать. Это многое объяснило бы. И да, я не думаю, что ваша мать оказалась в том отеле случайно.
– Вы сказали, что он был не один. Скажите, вы стали бы назначать встречу любовнице, отправляясь в отпуск с женой?
– Я не женат.
– Извините, это фигура речи.
– Я не говорил, что он назначил ей свидание. Мадам Кирхер могла последовать за ним без его ведома…
Я откидываюсь на спинку стула.
– Что теперь будет?
– Мы проанализируем все образцы с места происшествия: кровь, ДНК, отпечатки пальцев… Нам предстоит перепроверить множество показаний. Что касается вашей матери, вполне вероятно, что она скоро предстанет перед судьей, если ее состояние позволит… Я вам не враг, господин Кирхер. Я просто делаю свою работу. Нужно попытаться понять, что могло произойти, и сделать это в интересах вашей матери.
Я не отвечаю. Мне трудно в это поверить, даже если я очень постараюсь.
Я снимаю номер на одну ночь в отеле в центре Авиньона, на площади Амиранд, в двух шагах от Папского дворца. Убранство жутко перегружено: панели, дверные косяки, все обшито тканями… Я падаю на кровать и чувствую, что мозг вот-вот взорвется. Мне нужно немного отдохнуть, всего несколько минут, чтобы попытаться понять все яснее.
…Я открываю глаза. У меня до сих пор дико болит голова. Делаю усилие, чтобы встать. В комнате сумерки. Мне кажется, что прошло не больше четверти часа, но телефон показывает мне, что я проспал почти два часа. Я умираю от жажды. Выхватываю из мини-бара банку «Кока-колы» и пью большими глотками, глядя на башни дворца на другой стороне улицы. Прошло двадцать пять лет с моего первого приезда в Авиньон: подростком я иногда останавливался там, когда проводил лето у своей тети Мод.
В комнате слишком холодно. Несколько минут я борюсь с кондиционером. Очень хочется курить, но у меня есть более срочные дела. Пока я спал, звонил Эрик Гез и оставил сообщение. Он написал, что садится в поезд на Авиньон.
Я немедленно перезваниваю, узнаю его хриплый, гнусавый и слегка сварливый голос. Начинаю с сути дела. Я предпочитаю играть в открытую: рассказываю о посещении больницы и визите в полицейский участок.
– Вы не должны были являться в комиссариат по вызову, не предупредив меня, – говорит он укоризненно.
– Это был не допрос – скорее неформальный диалог.
– Неформальных диалогов с полицией не бывает, имейте это в виду на будущее.
Я излагаю содержание разговора под шум поезда на заднем плане.
– Значит, полиция не установила никакой связи между вашей матерью и жертвой?
