Читать онлайн Николай Дубровин - История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5

Оформление художника Е.Ю. Шурлаповой

Положение дел после смерти князя Цицианова. Состояние войск. Происшествия в Имеретии и Грузии. Назначение графа Гудовича главнокомандующим. Краткий обзор края и боевых средств, на которые мог рассчитывать главнокомандующий. Число войск. Предположения правительства о предстоящих действиях. Мнение по этому вопросу графа Гудовича. Прибытие главнокомандующего в Георгиевск. Переговоры его с кабардинцами и чеченцами

Происшествие под Баку, так печально окончившееся изменническим убийством князя Цицианова, поставило отряд, блокировавший эту крепость, в самое невыгодное положение. За несколько минут перед тем занятие крепости казалось несомненным; теперь же все невзгоды обрушились на недавних победителей. С тех самых стен, на которых должен был развеваться русский флаг, открыт был по нашим войскам сильный огонь, заставивший их отступить и расположиться неподалеку от города.

Генерал-майор Завалишин, как старший, принял начальство; положение его, как начальника, было далеко не завидное.

Простояв более месяца под крепостью и продовольствуясь половинною долей, отряд был без лошадей, переполнен больными, стоял в снегу, без хлеба, без дров, без одежды и амуниции. По неимению достаточного количества лазаретных вещей, больные лежали на земле под покрышкой одних шинелей, в большинстве изодранных; у многих солдат не было белья. Жестокие вьюги, начавшиеся с 4 февраля и продолжавшиеся непременно то с дождем, то со снегом и морозом, развили болезни; много было обмороженных[1]. В отряде было здоровых не более тысячи человек, из которых только треть в состоянии была владеть оружием; остальные были до такой степени слабы, что не могли быть употреблены на службу. Вода, годная для приготовления пищи, была под выстрелами крепости, так что войска принуждены были добывать ее из снега и в таком виде употреблять в пищу и питье. С 5 февраля, за неимением дров, люди, в течение нескольких дней, оставались без варки, и генерал-майор Завалишин принужден был употребить на дрова две казенные фуры. Он отодвинулся на шесть верст от Баку и перешел ближе к берегу моря, к тому месту, где несколько недель тому назад сошел с судов.

Постоянный холод и метели все более и более изнуряли солдат, утомленных походом из Грузии, походом, при котором они должны были везти на себе большую часть тяжестей. Теперь все чины отряда были поставлены еще в худшее положение и принуждены драться за каждое полено, посылать отдельные отряды в соседние селения за дровами и нефтью. «Я собрал, – доносил Завалишин, – до 400 четвертей сухарей, кои уже истощаются. Судов – только транспортов десять и три военных, из коих один галиот. Отряд же, теперь под моим начальством состоящий, остается на пустом берегу, без дров и лошадей. Из сих последних, от бескормицы и худобы, многие ежедневно падают, и самая флотилия в неминуемой гибели. Нет другого средства спасти отряд, как сесть на суда… Если удастся достать нефти и напечь скоро хлеба, также на сем бесплодном берегу налиться, без помешательства от ветров и пересесть на суда, то что-либо спасено быть может. Одним словом, всемилостивейший государь, мы заведены в такую западню, из которой разве единая только десница Божия вывесть нас может»[2].

Оставаться на одном месте без всякой деятельности было бы более чем неблагоразумно, и Завалишин 11 февраля 1806 года собрал военный совет из наличных командиров частей и штаб-офицеров. Два-три голоса было подано в пользу штурма, но большинство членов совета было противного мнения и о дальнейших действиях выражалось крайне неопределенно, предоставляя усмотрению самого Завалишина штурмовать или нет Баку.

Последний предпочел сесть на суда и отплыть на остров Сару. Отправив на удачу курьера в Георгиевск, генерал Завалишин просил командовавшего войсками на линии, генерал-лейтенанта Глазенапа, прислать ему на остров Сару какой-нибудь шкоут с сухарями и заготовить их в Сладкоеричной пристани, куда думал отплыть с острова Сары и пробраться потом к Кизляру.

На острове Саре положение отряда немного улучшилось. Глазенап не успел сделать необходимых заготовлений, и войска ощущали большой недостаток в продовольствии. Завалишин принужден был торопиться отплытием с острова, и ровно через месяц отряд прибыл в Кизляр, где десантное войско было распущено по своим местам, полки, бывшие в Грузии, оставлены на линии, а в Закавказье высочайше повелено отправить всех рекрут, следующих на пополнение тамошних войск, и Троицкий мушкетерский полк, совершенно укомплектованный и исправный[3].

Со смертью князя Цицианова явилось три начальника на Кавказе: на линии – генерал-лейтенант Глазенап, а в Закавказье – генерал-майоры Портнягин и Несветаев. Первый был уполномочен еще князем Цициановым, который, выступая в поход под Баку, назначил Портнягина командующим остальными войсками в Закавказье, а генерал-майор Несветаев признавал за собой это право по старшинству в чине. Приехав из Памбак в Тифлис, Несветаев написал приказ о своем вступлении в командование войсками и 8 марта собрал совет для решения вопроса о предстоявших действиях, как относительно обеспечения границ, так и внутреннего управления краем[4]. Совет этот не имел серьезного значения и не мог постановить никакого определенного решения; никто из присутствовавших не имел сведения ни о состоянии края, ни о расположении войск. Генерал Портнягин в совете не принимал никакого участия, а канцелярии главнокомандующего не было в Тифлисе, и потому собравшиеся на совещание не знали предначертаний правительства.

Совет постановил заняться исключительно обеспечением границ и продовольствием войск. Тогда Портнягин отправил Глазенапу копию с предписания, данного ему покойным князем Павлом Дмитриевичем, по которому он назначался начальником всех войск, облегающих Грузию или, иначе сказать, расположенных в Закавказье. Руководясь правилами старшинства, Глазенап признал, однако же, генерала Несветаева временно командующим, но оставил за собой право давать ему приказания из Георгиевска. Портнягин не согласился с авторитетом Глазенапа и не хотел отказаться от власти. Как он, так и Несветаев требовали, чтобы начальники частей относились к ним по делам службы; каждый отдавал свои приказания, делал распоряжения и требовал их исполнения.

Дела в Закавказье с каждым днем все более и более запутывались, и двойственность власти вела только к беспорядкам. «В рассуждении сего, – доносил полковник Карягин, – испрашиваю с обеих сторон согласного, одного предписания, к кому именно относиться, ибо в службе его императорского величества должен быть один главный начальник отделенным войскам. А как я служу его величеству и любезному отечеству, как сын оного, притом желаю общественной пользы, посему за нужное считаю известить ваше превосходительство, что по теперешним смутным обстоятельствам и по причине смерти князя П.Д. Цицианова нужно единое согласие и исполнение всех его благих намерений и заведений. А как уже неприятельские партии появляются в границах наших и буде узнают расстройство в начальстве нашем, то, конечно, причтут совершенно слабостям нашим и потщатся с большим усилием делать грабежи и опустошения»[5].

Чтобы прекратить раздоры, император назначил генерала Глазенапа временно командующим всеми войсками, впредь до назначения главного начальника всего края.

Отсутствие единства и строгой последовательности в действиях могло иметь самые гибельные последствия, в особенности в крае, населенном горскими племенами, признававшими власть в лице одного человека и привыкшими считать все предприятия зависящими единственно от того лица, которое приводит их в исполнение.

Все покорившиеся нам ханы больших и малых владений, собственно говоря, не признавали над собой власти русского правительства и не понимали этого слова. Они покорились русскому иншпектору князю Цицианову, как называли они князя Павла Дмитриевича[6]. Перед ним они ползали, унижались, льстили и его одного боялись. Неизменное слово его было для всех законом, и сам князь Цицианов в глазах тех же ханов был именно то, что они называли Россией. Такой узкий взгляд был причиной изменнического поступка бакинского хана, человека, по-тамошнему, умного и близко знакомого князю Цицианову. Если бы Хусейн-хан сознавал, что со смертью иншпектора он не избавится от покорности России и что явится другой точно такой же главнокомандующий, то, конечно, не решился бы на столь коварный поступок. Хусейн посягнул на жизнь князя Цицианова в полном убеждении, что с его смертью прекратится и всякая зависимость хана от России.

Точно таких же убеждений были все прочие ханы, и вот причина, почему происшествие под Баку с быстротой молнии разнеслось по всему Закавказью и во многих местах было ознаменовано торжественным празднеством.

«Сие происшествие, – сказано в записке, приложенной к всеподданнейшему докладу, – долженствовало необходимо произвесть чувствительное влияние на умы азиатских народов, привыкших к необузданности, которые взирают с завистью на утверждающуюся между ними власть российскую и которые с отвращением, рождаемым разностью нравов и религий, повинуются чужестранной власти, или боятся подпасть под оную, будучи к тому побуждаемы с одной стороны силой оружия, с другой – собственными их неустройствами и междоусобными враждами»[7].

Пользуясь временным замешательством в администрации края, все владельцы встрепенулись и готовы были уклониться от зависимости, наложенной на них нашим правительством. В числе первых лиц, явно выказавших свое недоброжелательство к России, был имеретинский царь Соломон.

Присоединив Имеретию против желания Соломона, мы приобрели в лице его тайного врага, готового на все хитрости, козни и коварства, лишь бы только восстановить свою прежнюю самостоятельность. Склонность имеретин ко всякого рода переменам была причиной, что и от самого народа непоколебимой верности ожидать было невозможно. В Имеретин не было того, что мы привыкли подразумевать под словом народное единство; каждый шел врозь и заботился о собственном благосостоянии. От этого происходило, что тот, кто был предан нам сегодня, мог быть заклятым врагом завтра. В князьях всего царства мы встретили, по словам современника, «предателей и изменников, готовых себя оказать таковыми при первом удобном случае»; в народе – людей привыкших к грабительству и присвоению чужой собственности, людей забитых, угнетенных и не имевших достаточной твердости, чтобы заявить желание о перемене к лучшему своей участи.

Зная характер народа и предательство князей, генерал-майор Рыкгоф, находившийся в то время в Имеретин, тотчас по получении известия о смерти князя Цицианова и о неудаче его под Баку занял одним батальоном Белевского полка Кутаис, столицу Имеретин, и местечко Марани, где находился наш провиантский магазин[8].

Предположения Рыкгофа скоро оправдались. Смерть князя Павла Дмитриевича и сомнительное положение дел наших относительно Порты подавали большие надежды Соломону на возможность восстановить свою независимость и отделиться от России. В Имеретин дела запутывались. Генерал Рыкгоф, по своим преклонным летам, был мало способен «как духом, так и телом к военным действиям» и энергическим мерам. Соломон и его приближенные видели это и пользовались случаем. Царь прекратил сношение с русскими, не отвечал на письма начальствующих лиц, не думал назначать депутатов к высочайшему двору, а говорил, что пошлет в Петербург одного из своих доверенных, и не иначе как в качестве посланника. Не ограничиваясь этим и не скрывая уже своего недоброжелательства к России, имеретинский царь портил дороги, заваливал их засеками, прервал сообщение с Мингрелией и намерен был атаковать Кутаис.