Максим выглядел безучастным. Умел скрыть чувства. Дима и не собирался вникать в его отношения с Аней. Ещё не хватало. Диму волновали лишь шкатулка и связанная с ней история.
Сестра прилетала завтра рано утром. Она предупредила, что пробудет в Москве почти неделю, прежде чем вернуться на учёбу в Мадрид. Максим обещал своей маме подъехать к четырём и подготовить дом к Аниному дню рождения. Они с Димой действительно опаздывали.
– Ну хоть покажешь, как она работает?! – взмолился Дима. – Не могу же я уйти просто так.
– Покажу. – Встав с кресла, Максим обогнул стол. Подал Диме его трость, а сам подхватил ящик со шкатулкой. – В другой комнате.
Из прочитанных материалов Дима знал, что владельцем шкатулки был монах-августинец Бернардино де Эррера, то есть Bernardino de Herrera. Именно его инициалы значились на левом выступе: BH. Летом тысяча восемьсот девяносто четвёртого года он отплыл из порта филиппинской Манилы на стареньком парусно-винтовом корвете «Альмасен де ла Фе». Оставалось два года до расстрела поэта Хосе Рисаля и четыре года до того, как в бухте Манилы американская эскадра потопит испанский флот – захватит Филиппины, а заодно присвоит Кубу и Пуэрто-Рико. Обстановка была неспокойная, и «Альмасен де ла Фе» отбывал в спешке, едва успев проверить оснастку и собрать команду.
Пройдя вдоль северного побережья Борнео, корвет вышел в Индийский океан. Оттуда проследовал в Красное море, рассчитывая в дальнейшем пройти Суэцкий канал, восполнить припасы в Порт-Саиде и устремиться к проливу Дарданеллы. Местами опасное, но в целом заурядное плаванье. Для «Альмасен де ла Фе» оно стало последним. Корвет навсегда застрял в северной части Красного моря. Подвёл лоцман, не сумевший провести судно между скоплениями островков и выступавших над водой рифов. Получив крупную пробоину ниже ватерлинии, «Альмасен де ла Фе» затонул неподалёку от пустынного египетского берега.
Команда и пассажиры перебрались в спасательные шлюпки и к вечеру следующего дня благополучно доплыли до ближайшего порта. Погиб один человек. Бернардино де Эррера. В отчёте капитана значилось, что монах-августинец рванул в свою каюту, надеясь захватить важные для него вещи. О каких вещах шла речь, капитан не знал. Упомянул только, что Бернардино де Эррера путешествовал с обитым медью деревянным сундуком из красного дерева нарры.
«Альмасен де ла Фе» лёг на илистое дно, как отмечал в записях Шустов-старший, весьма удачно: почти без крена и дифферента, на глубине чуть больше двадцати метров. И без того почти разорившийся судовладелец давно просрочил выплаты по страховке, а поднять корвет самостоятельно, разумеется, не смог – опять же, не нашлось денег. В итоге продал его за ничтожную сумму, и годом позже новый владелец поднял с «Альмасен де ла Фе» всё наиболее ценное, в том числе сейф судового казначея. В сейфе вещей Бернардино де Эрреры не оказалось.
С тех пор о затонувшем корвете не вспоминали. Прошло восемьдесят лет. Судно затянуло пятиметровым слоем ила. Его киль упокоился на смеси гальки и песка, под которой начиналось скальное основание, и на двадцатиметровой глубине волны не беспокоили «Альмасен де ла Фе». Корвет пролежал бы там, законсервированный, хоть дюжину веков, но после арабо-израильской войны в тысяча девятьсот семьдесят третьем году Египет занялся расчисткой Суэцкого канала. Потребовалось подорвать затерявшиеся в канале мины, поднять два десятка затонувших судов, и местные моряки наткнулись на останки «Альмасен де ла Фе».
