Сам Говард не курил – помнил, как отец годами выхаркивал лёгкие, – но понимал, что рано или поздно курить захотят другие. Сигареты пожелтели и пахли довольно мерзко, но русский, как ни странно, продавать их отказался. Говард предложил тысячу долларов – немыслимая цена, но Михаил сказал, что деньги ему не нужны. Впрочем, выяснилось, что зажигалки он лишился и прикуривать всё равно нечем.
Самоедов первые дни пробыл в сонном забвении. Говард вообще не сразу его приметил. Когда же Рита спасла Мануэля, Михаил оживился. Наблюдал, как стриженная под парня Роуз, её подружка Аналин и горстка других филиппинцев нахваливают Риту, затем сам подошёл похвалить дочь и разделить её успех. Грамотный ход. Затем русский вдруг справился о самочувствии полуживого Майкла, расспросил помощника Алистера о месте, куда их выбросило море. Вот и сейчас, едва солнце перевалило за полдень пятого дня, Самоедов развернул шумную деятельность. Обошёл мужчин с призывом обследовать риф. Среди вещей с парома могло найтись что-нибудь полезное; не хотелось отказываться и от надежды обнаружить радиолокационный ответчик. По-английски Самоедов говорил неуверенно и переводчиком таскал жену Ладу.
На призыв Михаила откликнулись немногие. Одни боялись наткнуться на утопленников, вторые были так истощены, что не проплыли бы и десяти метров, а третьи отказывались понапрасну жариться под солнцем, говорили, что ничего толкового не найдут. В итоге Самоедов собрал группу из пяти филиппинцев и отправил их на рифы, а сам остался следить за ними с берега. Вскоре к новой забаве присоединились ещё шесть человек, в том числе француженка Клэр, Роуз и дочь Самоедова, предварительно на виду у всех поругавшаяся с матерью – та не хотела её отпускать.
В следующие два часа на песке собралась горка бесполезной всячины. Ныряльщики тащили всё, что удавалось снять с рифа, и поднимали то, что затонуло на небольшой глубине. Первой ценной добычей стал пылесос с пластиковым контейнером для сбора пыли и турбиной «антитэнгл».
– «Трать время на любые занятия, а не на пыль, – прочитал Дмитрий на размокшей коробке. – Лёгкая уборка. Мощный результат». Отлично! Теперь не придётся чистить контейнер вручную.
С таким же успехом можно было раздобыть фарфоровый сервиз с анютиными глазками на чашечках, но пылесос поднял всем настроение. В воду полезли даже те, кто утром помирал от бессилия и соглашался сдвинуться с места лишь вслед за ускользавшей тенью деревьев. Кажется, Самоедов при желании загнал бы на риф и спасённого его дочерью Мануэля – тот, в отличие от Майкла, пришёл в себя, стоило ему напиться кокосовой воды. Но Мануэль держался в стороне и добычей ныряльщиков не интересовался. На свою спасительницу поглядывал с озлоблением. От Говарда не укрылся его воспалённый взгляд. Странный малый.
Вслед за пылесосом на песок перекочевали тюки со шлёпками. Ещё одна великолепная находка… Резиновые тапки с литым креплением на подъёме и открытым носом. Чёрные и синие, на все размеры. Филиппинцы могли ликовать. Они в городах поголовно разгуливали в шлёпках, даже дети, которые и ходить-то едва научились, а женщины подбирали себе шлёпки, отороченные искусственным мехом, и носили их с подследниками. В отличие от пылесоса, тюки с тапками не залежались – каждый натаскал себе по несколько пар. Теперь безучастных к поисковой экспедиции Самоедова не осталось. Кто не плавал сам, ждал на берегу и торопливо осматривал выловленное. Некоторые ныряльщики, не задерживаясь у общего свала, относили добычу друзьям или прятали под кустами в своём закутке. Из-за этого порой вспыхивали краткие перебранки.
