Очнулась я от того, что моему лицу было мокро
и холодно. Осторожно приоткрыла один глаз - с этой стороны ничего опасного не
видно. Впрочем, сейчас темно, луна спряталась в туче. Уже смелее открыла и
второй глаз и чуть не взвыла с перепугу, но от страха голос пропал начисто.
Рядом со мной на тропинке сидел тот самый волк и тряс лапой какой-то куст, с
которого на меня лилась холодная вода. Увидев, что я очнулась, волк прекратил
свою диверсионно-реанимационную деятельность, и вновь в голове зазвучал чужой
голос с нотками усталости:
-Вставай, чего лежишь? Земля ещё холодная, да
и дождь недавно был. Застынешь ещё.
Признав справедливость мысли, я кое-как
собрала себя в кучу и поднялась на трясущиеся ноги. И впрямь, вокруг было
довольно сыро. Единственное сухое местечко было под тем большим деревом, где
ранее сидел волк. Вот к нему я и побрела, не забывая тянуть тачанку за ручку. Уселась
на большое корневище, выпирающее из земли, образуя нечто вроде сиденья, и
оперлась спиной о ствол дерева.
В голове было пусто до звона. И только
мелькала одна фраза незабвенной фрау домомучительницы из мультика.
"А
я сошла с ума! Какая досада!". Волк тяжело плюхнулся на зад рядом со мной.
Чтобы убедиться в своем сумасшествии, я вяло спросила:
-Жрать хочешь? Меня сожрешь?
Зверюга тоже тяжко вздохнула и ответила у
меня в мыслях:
-Жрать хочу. Тебя не буду. Нельзя, хозяйка
всё-таки. Да и не люблю я людей есть, дед ещё завещал, чтобы не смели.
Продолжая свой сеанс сумасшествия, я
абсолютно спокойно достала из сумки колбасу и батон, разломила пополам и
протянула волку. Вот дура, даже не подумала, что зверь может кусануть и мою
руку. Но волк взял свою половину очень аккуратно, прямо аристократические
манеры. Некоторое время мы задумчиво жевали. Волк, съев свою порцию, скосил
глаза на мою долю, но я молчала, обуреваемая своими разными сумасшедшими
мыслями. А что, мне теперь все можно, раз я рехнулась! Грибочков с ксилобицином
я точно не ела, так что никаких галлюцинаций быть не может.
Слишком много сразу необычного навалилось.
Насколько я помню анатомию, то волки, точно так же, как и все песьи, не могут
говорить, строение носоглотки не позволяет. Тем не менее, я отчётливо слышу
чуть глуховато-ворчащий голос. Правда, только в своей голове. Странная
местность, совсем не похожая на окрестности нашего дачного поселка. Все это
меня очень тревожило и вызывало нестерпимое желание оказаться сейчас в
привычной и знакомой обстановке нашей дачи.
Волк ещё немного посидел и заговорил вновь,
по-своему, мысленно.
-Давай, пока время есть, я расскажу все, что
положено тебе знать. Ты, наверное, сама догадалась, что попала, хоть и не
хочешь верить. Но придется. А все из-за твоей крови Салтыковых. Старуха
помирает, никак не может помереть. Ведьма она. А они не помрут, пока силу свою
не передадут потомкам своим. Поэтому тебя и притянуло. Родная-то внучка…
-Погоди! - перебила я, пытаясь найти логику
во всем этом бреде. Даже приняв за исходную точку вариант с попаданием.
- Какая Салтычиха? Та самая, кровавая? Моя
бабуля говорит, что мы родня Салтыковых-Щедриным, а не этим!
-Эка
ты махнула! Та уж давно померла, она была женой Глеба Салтыкова. А эта,
Пелагея, жена младшего брата, Матвея. А почему ты считаешь, что от других
Салтыковых твой род идет? Так может, кто из девок Салтыковых вышел замуж за
кого-то из Салтыковых-Щедриных. – Волк замолчал, а потом продолжил.
