Из ада с любовью - страница 14

– Тебе вставать скоро, – заметил он.

– И чё?

– А мне надо немного поработать.

– Чё, ночью, что ли? – Кира прыснула.

Тони хотел побродить по Уайтчепелу – наудачу, как Эрни. Хотя сомнительная у Эрни получилась удача… Именно поэтому незачем было таскать с собой Киру. И ведь только намекни ей на опасность – тогда она точно не отвяжется.

– Тысячу лет назад таких, как ты, отправляли в крестовые походы, в Палестину… – проворчал он.

– Дык я ж и хотела в Испанию…

– «Так». Надо говорить не «дык», а «так». – Тони всегда поправлял ее терпеливо, без раздражения. – Поехали к тебе, бросим байк.

Кира – это блажь… Тони легко отказывал ей в глупостях вроде Испании, но отказаться погулять, когда она этого хочет…

– А ты мне его оставишь? – спросила она робко. Пожалуй, ему нравилось, что в таких случаях Кира не пускала в ход женские чары, не стреляла глазами и не улыбалась загадочно. Она вообще редко пускала в ход женские чары, в этом и состояло ее очарование.

– Конечно.

– А ты? Как домой-то попрешься? Транваи не ездют.

– Трамваи, – вздохнул Тони. – Доеду на такси.

Холодно. Мокро. Хочется еды, но другой еды. Белой еды, не красной. Когда было много белой еды, хотелось красной, – теперь наоборот. Почему стало мокро и холодно? Было тепло. Злая женщина была злая, но было тепло и была белая еда. Надо тихо. Нельзя громко. Потому что страшно. Раньше было нестрашно и тепло. Теперь страшно и надо тихо. Как снаружи, где красная еда. Спать нельзя. Надо тепло. Надо белой еды. Надо нюхать – белая еда пахнет. Злая женщина пахла. Другие женщины пахнут красной едой. Маленькие и большие. Маленькие мужчины пахнут красной едой, но меньше. Большие мужчины – страшно и надо тихо.

До дома Киры они не добрались – едва выехав на Ретклиффскую дорогу, заметили костер в Сведенборг Гарденс, где обычно собирались байкеры из доков. Кира любила появляться в их компании вместе с Тони – она вообще ужасно им гордилась. Не потому, что он был джентльменом – у докеров-коммунистов это заслугой не считалось, – а потому что ездил на байке лучше многих ее товарищей. И Тони (чтобы порадовать ее, конечно, а вовсе не из собственного тщеславия) подъехал к костру на сумасшедшей скорости, заложил красивый вираж и остановил моноциклет между двумя другими, колесо к колесу. Ребята оценили маневр по заслугам.

– Гребаный ёж, это нежидко, Аллен! – расхохотался Боб Кеннеди1, фабричный староста и признанный лидер «клуба».

Тони пожал плечами, слезая с байка.

Пятеро молодых коммунистов обсуждали не бесправное положение пролетариата, не подготовку к мировой революции и даже не формирование интербригад из числа прогрессивной лондонской молодежи – нет, они обменивались мнениями о произошедшем на Уайтчепел-роуд. И вовсе не с позиций Коминтерна, а в духе обскурантизма и религиозных предрассудков.

Слово взял Сэм Макклафлин по прозвищу Студент (потому что в самом деле был студентом) – лет ему было не больше, чем Кире.

– Здесь места такие, – чуть не полушепотом заговорил он. – Здесь еще до Потрошителя людей убивали. Про убийцу с Ретклиффской дороги слышали? Он, как Паяльная Лампа, людей убивал целыми семьями. Молотком. Вон в том доме, видите? Его повесили и похоронили на перекрестке, тут недалеко. И тело колом проткнули, чтобы не возвращался. Больше ста лет прошло, кол истлел, и он вернулся.

– Инъекцию, что ли, сделал? – на полном серьезе переспросил Боб, обратившись почему-то к Гарри по прозвищу Харлей.