Из чаши - страница 25

Несмотря на организационные усилия бандитов, на третьей неделе кризиса полиции, лояльному правительству ополчению и агентам планетарной службы безопасности удалось с большой кровью восстановить порядок почти во всех мятежных городах и поселках. Но только не в Коразон-дель-Фуэго. Посланная туда рота полицейского спецназа с дубинами, щитами и ультразвуковыми пушками для разгона демонстраций попала в засаду и была полностью уничтожена. Местные стражи порядка и мелкие чиновники, кто выжил, сбежали или перешли к бунтовщикам. Почти всех пленных революционеры казнили в прямом эфире, с трансляцией в Олнет. Вот после этого правительство наконец решилось применить армию и взяло город в блокаду, включая и информационную (но без полной цензуры, ведь свобода слова была в первой десятке статей планетарной Конституции). До последнего момента в Коразон стекались вытесненные из других городов революционеры, на гражданских машинах, по общим автострадам, многие с семьями. Но когда армия получила «зеленый свет», колонны начали выслеживать и бомбить с высоты. Иван запомнил свой последний одиночный репортаж, еще до приезда съемочной группы: ряды сгоревших машин, искореженный металл и лужи застывшего пластика на обочинах, торчащие обугленные руки и ноги. Высотные бомбежки отступающих журналисты называли военным преступлением. А большая часть революционеров к тому времени успела попасть в город Коразон и закрепиться там.

Иван отправился проводить репортаж в Коразон почти с самого начала кризиса. Первую неделю он ходил по городу и собирал материал один. На первых порах «активисты» охотно давали интервью и улыбались в камеру, даже если у них на боку болтался компрометирующий «мирный протест» пистолет-пулемет. Когда стало ясно, что будет битва и понадобится много снимать, Фомин дал согласие на работу в особо опасных для жизни условиях, и ему прислали на помощь еще двух человек. Один, видеооператор, он же специалист по небольшим летающим дронам с камерами. Второй отвечал за запись и обработку звука и вообще за финальный монтаж всего материала. Иван был главным в группе, составлял и зачитывал тексты, согласовывал действия с редакцией и решал прочие возникающие во время работы задачи.

До командировки Иван Фомин считал себя интеллигентом, гордился познаниями в политике, был большим сторонником всяких теорий «прямой демократии», «политики микропартий и малых организаций» и всего подобного. К тому же Ивану хронически не хватало денег, в чем он обвинял власть. Бунт в Коразон-дель-Фуэго журналист воспринял с симпатией. Но после недели в охваченном волнениями городе Иван переменил мнение. Причем настолько резко, что одним из первых репортеров обратился в армейский пресс-центр за аккредитацией, когда первые отряды солдат закрепились в черте города.

Во время тяжелых уличных боев армии с повстанцами группа Ивана повидала многое. И простреленные стены, под которыми скопилась и засохла кровь. И развороченные обстрелами жилые дома. И избитых до полусмерти пленных «активистов». Но Иван видел и другую сторону. Он видел растерзанные семьи городских полицейских и просто богатых жителей еще до начала войсковой операции. Среди протестующих активно говорили про «эскадроны смерти», полицейские пытки. Однако, когда Иван задавал вопрос: «А расскажите примеры из вашей жизни, когда вы терпели насилие от полиции», люди терялись, показывали одинаковые видеоролики из Олнета или злились. Из нескольких десятков интервью меньше пяти человек рассказали реальные истории, и там не было ничего страшнее побоев. А толпа, идущая по адресам и убивающая целые семьи, была перед глазами. Видел Иван и двух пожилых профессоров университета, докторов философии, с ученым видом прогуливающихся по двору и спорящих про то, когда наступит на Лагарте «свобода совести и личности», сколько поколений людей должно смениться, а в считаных шагах от них студенты сгрудились на крыльце и не давали репортерам рассмотреть два трупа в гражданской одежде, которые кто-то истыкал ножом и попрыгал на них, выгоняя кровь из ран. Почему-то Иван особенно хорошо запомнил отпечатки ног в запекшейся крови на вершине главной храмовой пирамиды Коразона, следы ботинок, кроссовок, босых ног. Он увидел их, когда армия выбила засевших на вершине снайперов и пустила к пирамиде съемочные группы. Именно на верхней площадке храма резали глотки пленным полицейским, а толпа или ликовала, или отворачивалась.