Из чаши - страница 30

Ивану показалось, генерал после такой дерзости выставит его вон, так сильно офицер нахмурился. Однако тут канонада снаружи ударила с новой силой, а генерал заходил вокруг стола, невидяще глядя перед собой и бормоча: «Значит, они таки пошли в контратаку. Умно выбрали момент, но все-таки… пожалуй, пора. "Оскар – один", "Оскар – три" – ваша очередь работать! Удачи!»

– А насчет вашего вопроса, – обернулся офицер к Ивану, – вы не видите разницы – попытаться прекратить войну, сожравшую сотни миллионов жизней и несколько планет, без видимого результата и пойти стрелять в незнакомых людей потому, что тебе не дают травить себя химическим героином? Я молюсь каждую неделю за души тех, кто не получил подкрепления из-за меня, но я могу сказать, что спас много других жизней. А что смогут сказать студенты-провокаторы, когда эта операция завершится. Кого они спасли? В вашем вопросе – суть нынешнего взгляда на мир. Вы любите искать дыры в логике, любите спорить, но не знаете главного: что хорошо и что плохо. То, что знает человек, читавший Библию.

– Подождите, но христианство тоже могут использовать для манипуляций и корысти.

– Да, могут. И наши враги, неодоминиканцы, часто так поступают. Однако недаром нынешнее зверье на улицах убивает, кроме полицейских, еще и священников. Истинный католик не только не творит зла, он не терпит зло вокруг себя. А сейчас что? Весь этот треп про демократию от политиков, а повсюду, в рекламе, в комиксах, в фильмах, обман и убийства. Я как увидел, что мой сын играет в компьютерную игру, где нужно стрелять в полицию, понял: быть беде.

– Да ладно вам, генерал, исследования показывают: все играют, связи между играми и преступностью нет.

– Исследования! Опросы! – Ориэма отмахнулся. – Один из тысячи игравших возьмет автомат и пойдет стрелять, но ведь остальные смирятся, даже в полицию не позвонят. Мы привыкли к миру, где из вырезанных человеческих желез варят наркотики, где не зазорно сидеть за одним столом с убийцей и можно слушать, как он рассказывает нам анекдоты. Нам стали не смешны шутки, при которых никто не страдает. Мы больше не пытаемся вызвать зло на бой. Поэтому, Иван, мне кажется, эта война с «Ацтланом» уже проиграна. Мои ребята могут сровнять весь Коразон-дель-Фуэго с землей, никто не придет его отстраивать. Никто не попытается после завершения боевых действий жить спокойно в мире с окружающими – это никому теперь не нужно. Мы здесь не лечим гнойник на теле Лагарты, мы только делаем рану глубже. У нас нет тыла, это я как бывший снабженец говорю. Все больше людей будет идти по пути «Ацтлана», они к этому готовы. Я всегда говорил своим солдатам, что солдат не должен любить войну. Как врач не любит болезни, а пожарный не любит пламя, солдат должен, иногда ценой жизни, пытаться восстановить мир. Но у нас выросло поколение, для кого именно резня и унижение слабых – норма. И я просто сделаю все возможное, чтобы это кровавое мурло осталось в Коразоне и не дошло до сохранивших человеческий облик… ладно, уходят. Все, на сегодня хватит. Нужно дать десантуре отдых, они сегодня герои. Всем секторам, укрепляемся. И пусть гаубицы напоследок подсыпят им, чтобы забыли о контратаках. Похоже, Иван, вам еще и завтра, и послезавтра будет что снимать. А сейчас мне нужно в туалет. Вас проводят.

Коразон-дель-Фуэго пал только в ночь на девятнадцатые сутки штурма. Еще оставались отдельные очаги сопротивления, но потрепанные войска докатились до окраины и там встретились со свежими частями из оцепления. Потери были ощутимые, особенно когда мятежники исхитрились взорвать в подвале одной из офисных башен бомбу, обвалить небоскреб и похоронить сразу больше ста солдат. Но число убитых и пропавших среди населения города и повстанцев было куда больше десятка тысяч.