– Дан, – хозяйка закрыла кухонную дверь, но заговорила почти шепотом, – я вообще не понимаю, как можно так жить. Мне нужно тридцать шесть часов в сутки даже наедине с собой, столько в мире интересного!
Я кивнула.
– А Ленка… ногти, косметика, шмотки, причесон – об этом они часами могут говорить. Я тут с ее девками в автобусе ехала, они так живо это обсуждали, убиться веником… а со мной ей скучно, ясное дело. Да и мне с ней. Расходимся, и слава Богу. Будем видеться раз в год, в память об ушедшем детстве.
Я поинтересовалась, почему Ленка ушла из дома и остановилась именно у Риты, раз есть подруги под стать. Марго ответила, что какая-то подруга ее подставила, а поскольку они все в одной компашке, то остановиться больше не у кого. Дома с мамой разругалась, так и понеслась.
– Дурь, короче, пройдет. Но все так не вовремя!
Рита вскрыла банку, и та с шипением пустила белую пену на жестяной верх.
– Ленку позвать не хочешь?
Маргоша скривилась.
– Самим мало.
И правда. Фужеры едва наполнились, а банка опустела.
– Ну давай, чтобы у тебя все разрулилось, – пожелала я.
Мы чокнулись и выпили.
– Не говори. Жизнь весёлая пошла.
– У тебя там «Ария» орет, а дверь у нас закрыта, – напомнила я, – Ленке это странным не покажется?
Рита опять скривилась – мол, не парься.
– Отдать должное, она очень воспитанная: никуда не лезет, тем более без стука. Этим и привлекает – этакая леди. Не то что Анька беспардонная.
Я тихо засмеялась, и Марго меня поддержала.
Закусили мы разделенным по-сестрински апельсином и печеньями. Когда я решила, что пора бы и честь знать, у меня закружилась голова при вставании.
– Я тоже уплыла, – призналась хозяйка, – пойдем в зал, музыку послушаем. Или ты спешишь?
Да уж, спешу – напилась и теперь вдруг заспешила.
– Не, у меня жизнь скучная, меня ждут «Крематорий» и Маврик в бабушкином кассетнике.
– Ну ты крутая! – Марго встала и покачнулась. – Маврика надыбала и молчит!
Пока мы плелись в зал, держась за стенки, я делилась впечатлениями о мавринском альбоме. Хоть были они мутными, Рита заинтересовалась, и я обещала ей занести кассету.
– Кстати о кассетах, у меня тут «Сладкий ноябрь» от сестры приплыл, хочешь посмотрим?
Я заметила, что на это дело можно и Ленку позвать или они могут позже вместе посмотреть, а со мной и поболтать есть о чем. Точнее о ком. Ведь наверняка хочется о нем говорить. Рита согласилась.
– Хочется, еще как. Он такой классный!
Квартира, в которой мне предстоит жить, досталась мне… как бы это сказать? Непросто? С препонами? Не сразу? В общем, путь к одиночеству и самостоятельности был долгим.
В тридцать я решила отпочковаться от предков и попросилась в квартиру деда, которую папа сдавал после его смерти. Окраина окраины, где никогда не работают фонари и дороги разбиты. Потолки цепляешь макушкой, а ванна живет на кухне. Никакой ремонт не поможет ее отгородить или поставить душевую кабину. Мои бабушка с дедушкой переехали сюда в середине пятидесятых из барака – в то время санузел в квартире был роскошью.
– Мы тут с матерью посовещались, – вечером завел разговор папа, – и подумали: может, мы эту квартиру продадим, а тебе купим однушку? Приличную, где захочешь.
Мне и самой эта идея в голову пришла, но я бы не решилась такое высказать – и так обнаглела.
Оценили эту халупу невысоко, и продавали мы ее год. То я копила на бытовую технику – думала, уеду в дедову квартиру, хоть микроволновку надо купить, там плита двухгорелочная; то вдруг нарисовалась поездка в Париж, и все накопленное спустила, не дождавшись, когда же мне повезет с квартирой. Может, ее вообще никто никогда не купит – и что теперь, во всем себе отказывать?
