— Почему? Игры на Андроидах — это довольно логичное решение. Игра всегда под рукой. И затраты на ее создание другие и в целом. Реклама тоже иначе работает.
— Я не про это, а про поездку во Францию. Всё как-то подозрительно легко складывается.
Мои губы дрогнули в ироничной ухмылке, но я ее быстро спрятала и отправила в рот новую ложку с мороженым.
— Вряд ли нашу работу можно назвать легкой. Мы очень долго и старательно работали над проектом. Иногда приходилось сутками не спать, чтобы успеть подготовиться и к семинарам, и доделать необходимый пласт работы.
Вспоминая этот период, я до сих пор временами ощущала холодные мурашки под лопатками. Потому что мы действительно работали на износ. Это был, пожалуй, единственный шанс сразу перепрыгнуть пару ступенек и оказаться на новом уровне. И вся наша команда прекрасно это понимала, поэтому и не жалела себя.
— Плюс, — продолжила я, — конкуренция была очень жесткой. Куча действительно свежих идей, подходов к ее реализации.
— Это другая страна, — продолжила стоять на своем мама. — А вдруг вас в рабство продадут? Паспорта отнимут? Может случиться всё что угодно, — она покачала головой.
— Мам, ну какое рабство? Никто не отнимет наши паспорта. Университет не может заниматься такими махинациями. Просто владельцу компании нужна свежая кровь, идеи и желание воплощать эти идеи в реальность. Вот и всё.
— Ну а жить вы где будете? А есть? За какие деньги?
— Будут оплачивать стажировку. С жильём тоже помогут.
— Здесь точно спрятан какой-то подвох, иначе зачем им содержать вас?
— Мам, — протянула я. — Считай, что это просто инвестиция. Мы же там не гулять будем и на пляже загорать. Будем работать. А если всё сложится, то нас могут взять и в новый проект. Это отличная возможность, как минимум, получить опыт. Без опыта сложно куда-то устроиться.
— И всё же мне кажется, что было бы лучше окончить педагогический, — подвела итог мама.
Эти ее слова меня ничуть не удивили, ровно, как и то, что она не разделила мою радость по поводу Франции. За весь тот период времени, что мы жили раздельно, я научилась быть самостоятельной. Я уже прошла тот период, когда мне хотелось бы получить одобрение матери. То расстояние, что возникло между нами и расширилось, как трещины в земной коре после мощного землетрясения, автоматически ликвидировало привязанность матери и ребенка. А учитывая, что у меня с мамой в принципе всегда связь была хрупкой, ликвидация прошла быстро и безболезненно.
— Мелкие сопливцы — это не моя история, — выдала я фразу, которую когда-то давно-давно одним февральским утром произнес он.
Меня удивила моя собственная память. Она не просто спрятала в своих недрах эти слова, а бережно сохранила и вытолкнула на поверхность в нужный момент.
Стало больно. В грудной клетке. В той ее части, куда ни одно обезболивающее не смогло бы пробиться. Я снова занялась своим уже немного подтаявшим десертом и быстро заблокировала любые ненужные мысли. За столько лет я отлично уже научилась этой «блокировке».
— Твоя или нет, зато стабильная, — снова парировала мама.
— Ты совсем не изменилась, — озвучила я свои наблюдения. В моих словах не было ни издевки, ни обвинений или претензий. Да я и не имела на них права, потому что мама всё равно оставалась моей мамой.
Как там говорят? Родителей не выбирают.
— А ты совсем другой стала. Я тебя не узнаю. Внешне вижу свою дочь, но как только ты начинаешь говорить, кажется, что говорит кто-то другой.
