Из «Повестей о прозе» - страница 6
В оракулах, сохранившихся в пересказах историков (вероятно, неточных), использована гадательность всякого предположения о будущем ходе событий. Оракул обычно построен в поэтической форме, и троп служит для создания разноразгадываемости изречения.
Приведу пример.
На Грецию, издавна имеющую флот, наступает огромная армия персов.
Оракул предсказывает, что Афины будут спасены деревянными стенами. В результате оказывается, что спасают Афины корабли, стены (борты) которых строятся из дерева. Корабли афинян оказываются нужнее городских стен, даже рядов тяжело вооруженных воинов. Оборона переходит в наступление.
Первый смысл – о временных укреплениях, преимущественно защищающих порт (так в «Илиаде» защищены были вытащенные на берег корабли), – забывается.
Двусмысленность оракулов широко использована в древнем искусстве.
Иногда то, что звучит в первоначальном предсказании как предвещание зла, в результате разгадывается как весть о неслыханном счастье.
У Апулея Психея прославлена всеми как первая красавица мира, но никто не сватается за нее, в то время как менее прекрасные сестры уже стали женами царей.
Отец обращается к оракулу. Оракул отвечает:
В результате оказывается, что так описан бог любви Купидон – причинитель сердечных страданий.
Здесь оракул уже обработан писателем и двузначность судьбы искусственно развита.
В оракулах, оставшихся в пересказе историков, строение проще.
Бог в поэтической форме дает предсказание изречением. Вопрошающий сперва разгадывает одно значение – одно движение понятия, а потом постигает другое, которое часто оказывается гибельным для вопрошателя.
Противоречие толкований оракула – обычное зерно античного, исторического и мифологического сюжетов.
Противоречие, заключающееся в поэтическом образе, – свойство, необходимое для художественного освоения мира.
Поэтический образ конкретен, но он не только основывается на сопоставлении, достигаемом различными способами, он сохраняет само сопоставление.
Поэтому к нему нельзя отнести целиком определение К. Маркса: «Конкретное потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного». Сочетания в искусстве отличаются от сочетаний в науке, в которой «целое, как оно представляется в голове, в качестве мыслимого целого, есть продукт мыслящей головы, которая осваивает мир исключительно ей присущим образом – образом, отличающимся от художественного, религиозного, практически-духовного освоения этого мира».
Художественное освоение оставляет в общем конкретное, стремясь не терять и не пригашать несовпадающие признаки.
Познавая мир, художник бесконечно приближает свое мышление к объекту, и приближает так, что добивается как бы непосредственного созерцания истины. Иносказание не снимается познанием так, как исход события снимает предсказание-предвидение.
Искусство познает героя и события в конфликтах, и, таким образом, отдельное сохраняется в общем.
Общепонятна ли красота природы и не требует ли она для своего восприятия какой-то исторической подготовки, которая в результате выражается в определенном художественном построении?