– Эй, робяты, – к костру незаметно подошел Истома, – пойдите-ка кто-нибудь подмогните отроку...
Найден поднялся.
– Сиди, паря, я подмогну, – махнул на него рукой Поздей. – Ужо разомну ноженьки.
Он ушел вслед за Истомой. Найден бросил в костер веток: раздался треск, искристо полыхнуло пламя, поднялось на миг аж до неба. Вот такие кострища разводили летом, на Купалу, и в его родной деревне, что затерялась средь лесистых берегов широкой реки Волхова. Взгрустнулось Найдену, вспомнилось, как напала на деревню белоглазая чудь – мужиков сразу всех поубивали, а детей да женщин – в полон. Продали потом кривичам. Найдену тогда едва двенадцать исполнилось, от кривичей и попал к полянам, в богатый Киев-град, к Никодиму-купцу. Хорош был купец, и дом его богат, да вот сгинули где-то его ладьи с товарами, разорился Никодим-гость, в долги залез. Вот за долги и пошел на торг Найден вместе с другими челядинами да холопями.
Где-то недалеко, у реки, завыл волк. Не по-обычному завыл – унывно, глухо, а совсем по-другому – яростно так, призывно, словно и вправду звал кого-то. Подзывал стаю? Если так – плохо дело, порежут звери лошадей, у дороги привязанных, хоть и оставлена там хорошая стража, да маловато их, не сладят со стаей. А как без лошадей отсель выбираться? Найден вздохнул и вздрогнул. Прямо из капища, словно бы в ответ волку, внезапно раздался такой же вой – дикий, громкий, страшный! И тот, дальний, волк, видно, прислушался, замолк. А потом ответил – заскулил жалобно, будто слепой щенок, словно признал того, что в капище, за старшего... А откуда в капище волк? Страшно стало Найдену. Откатившись от костра, он побежал к лесу, в противоположную от волчьего воя сторону. Оберег-ящер жег его шею, словно манил прочь от капища, и Найден не сопротивлялся этому зову, наоборот, прибавил шагу, проваливаясь по колено в темный ноздреватый снег. Вокруг обступали черные ели, больно били по лицу колючими лапами. Защищая глаза рукою, Найден упрямо шел вперед, всё дальше и дальше от поляны, наконец, задыхаясь, упал в снег под высокой сосной. Тяжело дыша, перевернулся на спину – высоко в небе сквозь темные прорехи облаков сверкали звезды.
– О мать-Мокошь, о Велес! – взмолился парень. – Не дайте пропасть, дайте выбраться.
А от капища послышался вдруг рассерженный рев, словно ярился там огромный чудовищный зверь. Найден рывком поднялся и, поплевав на руки, проворно полез на сосну.
– Так где же третий? – Длинноносый грозно взглянул на Истому. Черные глаза его пылали яростью. Вислоусый варяг вытащил из ножен меч. Истома повалился на колени.
– Не губи, княже! – гнусаво верещал он. – Сыщу беглого, сыщу.
Небольшой костер, разведенный посередине капища, тускло освещал вкопанный в землю идол Перуна и толпившихся вокруг него других богов – Рода, Даждьбога, Мокоши. У подножия главного идола, со связанными за спиною руками, валялись на земле двое слуг – Поздей с Баженом.
– Убери меч, Альв, – приказал варягу длинноносый и усмехнулся: – Что ж, придется Тору обойтись на сей раз без жертвы... ибо Перуна мы никак не можем обидеть. Хватит валяться, Истома, бери нож!
Мозгляк быстро вскочил на ноги, выхватил из-за пояса узкий ромейский кинжал и вопросительно уставился на длинноносого:
– Что прикажешь, Дир-боярин?
– Убей этого. – Боярин пнул в бок Поздея. Не заставив себя долго упрашивать, Истома Мозгляк бросился к пожилому слуге, чуть приподнял левой рукой голову, а правой умело перерезал горло. Поздей захрипел, задергался и затих, устремив глаза к небу. Из раны толчками вытекала кровь. Лежавший рядом Важен с ужасом глядел на окровавленные руки Истомы.
