А потом бабушка умерла. Мы с отцом поехали в село на похороны.
– Это что еще такое, – удивленно протянул папа, увидев полуразвалившийся бабушкин дом. – Бомбежка тут была или как это?
– Бабушка говорила, что тяжело умирать будет – надо дымоход разбирать, – сказал я.
Мимо нас, вставших на дороге напротив дома, шли две женщины. Поравнявшись с нами, они остановились:
– Илья, ты ли? – позвала одна из них папу. – Ой, тут такое было. Как помирать Степаниде – так думали, что и село вместе с ней сгинет! – запричитала она. – Дом ее ходуном ходил – свет мигал, труба гудела, а потом трещинами пошел и развалился вот! – показала она на рассыпавшуюся стену. – А в селе куры во всех дворах разом подохли да яйца стухли. Все до единого! Вот как ведьма помирать не хотела!
– Да какая ведьма, дуры вы бабы, – плюнул папа под сапог и мы пошли в дом.
– Па, а где бабушка?
– В церковь уже отвезли.
– А вон на шкафу чемодан ее похоронный, – показал пальцем я. – Она говорила ее только в этой одежде хоронить и не на общем кладбище.
– Вот ерунда еще! – рассердился отец.
Куда делось тело бабушки осталось загадкой. Ее не оказалось ни дома, ни в церкви, ни где-либо еще. Папа вызвал милицию – но и милиция ничем помочь не смогла. Бабушка исчезла. Мама, будто бы что-то зная, запретила нам с отцом ездить в бабушкин дом. Местные мужики заколотили в нем окна и двери и обнесли вместе с огородом забором. Спустя 20 лет родители решили продать этот участок, за чем меня туда и отправили.
6
– Сашка! Эй, але! – кто-то бил меня по щекам. Я открыл один глаз и увидел склонившихся надо мной Леху и Антона. Я почему-то лежал на земле и был мокрым.
– Вы че, – приподнялся я на локте, морщась от боли в затылке.
– Это ты че? Взял и отключился! «Елочки» что ли перенюхал? – кружился надо мной Леха.
– Лех, у тебя шрамы есть на груди? – спросил я.
– Ну есть, в детстве что-то там со мной приключилось, зажило как на собаке. А чего спрашиваешь?
– Да вспомнилось что-то…тебя ведь собаки погрызли – ты тогда не к родне в райцентр уезжал?
Леха помрачнел и отошел, закуривая, в сторону.
– Не собаки. Мне никто не поверил – мол, фантазия, шок…Черти это были. Со двора бабки твоей. Большие, лохматые. Я к вам полез за сливами – помнишь, крупные у вас были, медовые? Мы с ребятами поспорили, кто отважится к ведьме сунуться. Вот я и сунулся.
– Эй, оба, вы чего? – замахал руками Антон. – Что за ведьмы, черти, общее прошлое?
– Тоха, подожди, – скривился я. – Лех, а что еще помнишь?
– Психушку. Я тогда не в райцентр к родственникам на год уехал- хорошие родственники, да. Сначала – в больнице лежал, а потом как про чертей рассказывать стал – меня сразу в другую определили. По профилю.
Повисла липкая тишина. Леха молча курил, Антон отошел к машине, я сидел на земле и рассматривал свои пальцы.
– Безымянный, – услышал я еле уловимый бабушкин голос рядом с ухом.
Ритуал
"Может, не пойдем,а? Тебе же УЖЕ не нравится. Ну зачем ты идешь. Ну КУДА ты идешь? Поворачивай", – одна половина моего мозга, видимо, та, которая за рациональное , уговаривала свою творчески сдвинутую "напарницу".
"Раз решили, значит- пойдем! Ну, подумаешь, грязный квартал, дохлые вороны под бордюрами, темные подворотни. Да, не твой Проспект Мира, но и не такие уж и трущобы",– настаивала она, хоть и понимала, что УЖЕ здесь что-то не чисто.
Дружной компанией в 10 часов вечера по Москве мои ноги мозг и интуиция шли смотреть для меня новое пристанище. Да, такая вот "расчлененка" – в постоянных поисках себя вот уже пять лет к ряду , без права на хоть какой-нибудь мало-мальский перерыв, эту самую "себя" как нечто целое я перестала ощущать.
