Алексея встретил дома отец, смачно затягивающийся табаком-самосадом, щурясь от едкого дыма, струившегося, как из печной трубы дым, в морозную безветренную погоду, вертикально вверх и кряхтел, толи от удовольствия, толи от того, что никотин раздирал бронхи, что шаловливый котёнок шторы в богатых панских домах. Он смотрел на сына, неспеша шествующего вдоль сложенных, вместо ограды, двух рядов бутового камня песчаника по, местами выезженного колёсами бричек, спорыша, как по ковровой дорожке к пьедесталу. Алексей прихрамывал на одну ногу и слегка её волочил. В свои 38 лет больше был похож на ветераны боевых действий на Халкин-Голе, чем на партийного вожака колхоза.
– Алёшка! Вот дивлюся на тебе и не зрозумію, шо лучшей кандидатуры в парторги во всём колхозе на знайслошь? – придав ухмылкой, в сочетании с прищуром высокоироничное выражение лица, что кто другой мог и обидеться.
Алексей слишком хорошо знал своего отца и потому поддержал его иронию, ответив6
– Стало быть не нашлось, коли меня, недотёпу выбрали. А вам, папаша, хиба сорока на хвосте новость принесла?
– Ну, да, она самая.
«Вот, народ, ничего в селе утаить нельзя. Ты только подумаешь что-то сделать, а всё село о твоих планах знает…» – привычно, словно оббивает снег с сапог, ударил каблуками о доски помоста у входной двери, нагнулся и вошёл в избу.
Мать встретила старшего сына с уважением и похвалой:
– Гриша, средненький, через год инженером будет. А тебе, уже сколько лет, а всё баранку крутишь. Пора и тебе в начальстве походить. Кушать будешь, насыпать или…
– Или, мамаша, все будем семейно ужинать, как скотина в стойла станет. А я должен в себя прийти, обмозговать, что произошло и смогу ли?
– А як же, конечно, сможешь! «Коня железного» смог «зануздать» и объездить, а люди у нас понятливые, тебя уважают… справишься!
– Спасибо, мама!
С гулек прибежал меньший брат Ванюшка. Долговязый парень, а просторной рубахе, залатанных на коленях штанах домашнего пошива и стоптанных башмаках, донашиваемых от старших братьев, ехидно улыбнулся Алексею и спросил:
– Вас теперь как величать? Алексей Фёдорович или товарищ парторг?
– Ванюха! Вот задам я тебе, не по партийной линии, раз ты ещё даже не комсомолец, а по-братски, в целях профилактики и понимания, как нужно обращаться к старшим.
– Так это будет негуманно?! Лучше на партбюро вызови, да пропесочь, как следует.
– Ванька, не доводи до греха. Хоть я и противник физических мер воздействия, но для тебя могу сделать исключение, проявив диктатуру и строгость, на правах старшего брата, а также с одобрения папаши, – при этом Алексей бросил взгляд на отца, который потешался над сыновьями, у которых разница в возрасте была в четырнадцать годков.
Отец Фёдор опустил голову над сбруей, которую взялся починить и медленно его улыбка стала угасать и сменяться на серьёзность, даже строгость. Он отложил в сторону незаконченную работу, привычно, большим и указательным пальцами разгладил прокуренные усы и устремил свой взгляд в сторону сыновей. При этом, если проследить траекторию пронзительного взгляда, то он пролёг мех спорящими братьями, куда-то дальше, пронзая время и расстояние. Фёдор вспомнил, как без малого четырнадцать лет тому назад, в самый разгар жатвы, когда вся семья гнула спину, умело орудуя серпами и увязывая ловкими движениями снопы, мать Анастасия, медленно расправляя спину, отягощённую тем, кто был в утробе, застонала и начала крениться, опускаясь на колкое жнивьё.
