– Кто впустил?! – рявкнул Байгулов, оглянувшись. – Я же просил идти домой, подумать. Даша! Зачем вернулась? Ты всегда такая своевольная?
– Тятька! – Она кинулась к отцу, но наткнулась на стальную фигуру Байгулова, принялась колотить его, исступленно крича: – Пустите меня к тятьке моему! Что вы с ним сделали, сволочи?! Гады!!! Гады!!!
ГПУшнику ее удары были не больнее комариных укусов. Он без труда вытолкал Дарью из кабинета.
В коридоре схватил ее за плечи и встряхнул так, что у девушки все поплыло перед глазами.
– Ты никак не уймешься, как я погляжу! Прекратить истерику быстро! Это приказ! Разве такой размазне можно доверить комсомольскую организацию?! Ты слюнтяйка мелкобуржуазная, а не лидер молодежи.
Дарья продолжала всхлипывать, то и дело повторяя:
– Садисты вы, я вас ненавижу! И… никогда не прощу…
Она не заметила, как рядом с ними оказался Гимаев. Увидев его, Байгулов поручил секретарю партячейки проводить девушку до дома:
– Ни на шаг не отпускать! Можешь даже в кровать уложить, дать выпить чего-нибудь успокоительного. Отвечаешь головой, короче!
– Будет сделано, Назар Куприяныч! – отрапортовал Илюха, беря ничего не соображающую девушку за локоть. – Пойдем, сударыня. Мне тебя передали на поруки.
Как они вышли из правления, как дошли до дома – она не помнила. Фараон выскочил из конуры, собираясь зайтись грозным лаем, но, увидев хозяйку, завилял хвостом.
Поднявшись на крыльцо дома, Дарья чуть слышно прошептала:
– Может, и Байгулов так избил моего тятьку, а, может, и ты… За ту плеть, когда он тебя ночью полосовал… Если это сделал ты, запомни, ты трус, Илья… Подлец и трус!
* * *
Манефе где-то удалось раздобыть немного картошки и лука. Возле сарая Федор развел небольшой костерок, и к вечеру они полакомились печенками. Федор рассказал, как залезал на чердак, прятал сундук с таракановским добром. Когда заикнулся про сломанную лестницу, Манефа насторожилась:
– Починил?
– Нет, – растерянно протянул он, чувствуя, как непрожеванная картофелина становится поперек горла. – Не до того было.
– Ты чо, Емельяновна сразу догадатся – кто-то поднимался по лестнице, надо починить… И побыстрей бы. Давай, я ее вызову, отвлеку, а ты в это время… того, сколотишь…
– Угу, ни инструмента под рукой, ни заготовки… Как починю-то? На соплю, чо ли, приклею?
– Подготовься, чай, мужик!
В этот момент скрипнула калитка, и вскоре на свет костерка вышел спасенный Назар Байгулов.
– Вот вы где. Картошечку печем… Добре! Это по-нашему!
Метнувшийся было в сарай Федор замер в напряженном ожидании.
– Вот, значит, ты какой, спас мне жизнь, и в сарае ютишься. Назар Байгулов добро не забывает никогда. Вот и сейчас пришел сообщить радостную новость.
Он подошел и пожал руку Федору. Потом подсел на корточки к огоньку, достал кисет, набил и раскурил деревянную трубочку, которую по солдатской привычке носил за голенищем. И Федор, и Манефа уловили сразу же сладковатый махорочный аромат.
– Каку таку новость? – спросила за Федора, который, похоже, забыл все слова, Манефа.
– Возвращайся-ка ты, Федор, – поднявшись в полный рост, укутанный махорочным дымом, Байгулов сделал взмах рукой, словно пытаясь обнять все задремавшее Огурдино. – К себе в дом и живи в открытую, никто тебя больше не побеспокоит. Думаю, надо записаться в колхоз, а то и ко мне в ГПУ приходи. Крепкие хваткие мужики навроде тебя нам очень нужны.
Федор случайно бросил взгляд на окна дома и отчетливо разглядел в одном из них непричесанную седую голову Емельяновны. Байгулов поймал его взгляд, повернул голову в ту же сторону и закашлялся, подавившись дымом. Голова Емельяновны враз исчезла из окна.
