Избиение младенцев - страница 31

После службы, немного передохнув, гости и хозяева праздника шли в Тронную залу на праздничный парад, выносилось корпусное знамя, говорились речи и вручались награды воспитанникам, отличившимся в прошлом году. В заключение кадеты проходили торжественным маршем перед директором корпуса, городским и инспекторским начальством, перед почётными гостями, и этот марш был так отточен, слажен и чёток, в таком кураже маршировали воспитанники, что любимый Дед, генерал Римский-Корсаков невольно улыбался в усы и искоса поглядывал на приглашённых офицеров: как, дескать, мои орлята?

Ну, а потом уж обед – праздничный гусь, изобилие фруктов, конфекты в вазах, и ещё – бутылка мёду каждому кадету! Особое настроение придавала обеду музыка, которую исполнял оркестр Александровского военного училища, оркестр замечательный, славный, основанный чуть не полвека назад знаменитым Крейнбрингом, которого знала вся Москва. А уж на следующий день – 25 числа – начинал греметь тот самый фантастический бал, который только могли вообразить себе кадеты-старшеклассники и юнкера. Этот бал в их восторженном понимании был высшим великосветским шиком, его ждали весь год, тем более, что подобных развлечений, связанных, кроме всего прочего, ещё и с романтическими надеждами, в жизни военной молодёжи было очень мало. Между прочим, регламентом кадетских корпусов и юнкерских училищ запрещалось без особого соизволения начальства посещение учащейся молодёжью городских театров и балов. Поэтому о корпусном бале мечтали, ждали его и загодя готовились к нему. Молодые москвички из хороших семей всеми правдами и неправдами стремились получить пригласительные билеты на сей раут, ибо именно здесь частенько составлялись молодые пары и зарождались будущие союзы. За два последних года, будучи в шестом и седьмом классах, Женя успел познакомиться на этих праздниках с двумя прелестными институтками и с одной гимназисткой, которые наперебой звали его знакомиться с родителями, приглашали бывать дома, а потом тянули то на каток, то в синематограф, а то и просто – гулять по бульварам. Женя с удовольствием проводил время с барышнями и даже, – если позволяли обстоятельства и, само собою, барышни, – пользовался девичьей слабостью, похищяя их поцелуи и позволяя себе нескромные прикосновения. Ах, какими притягательными были лилейные шейки и декольтированные плечи этих соблазнительных созданий, как трепетно прижимались они своими незрелыми грудками к грубому мундиру, как дрожали их талии в неопытных кадетских руках! День корпусного бала многое решал в судьбах кадет и молодых московских прелестниц… Помещение первой роты, её спальная комната как будто специально были предназначены для знакомств, перешёптываний, лёгких рукопожатий и первых прикосновений; кругом были расставлены беседки и искусственные гроты, убранные цветами и увитые лианами, внутри гротов и беседок стояли вазы с фруктами, сладостями и сельтерской водой. Здесь можно было уединиться и шептаться сколько угодно, угощая свою даму, рассыпая комплименты и добиваясь красноречием её благосклонного внимания, а можно было побежать в Тронную залу, где играли попеременно два оркестра московских гренадёр и гремели танцы до самого утра. Вот уж где молодёжь всецело отдавалась танцевальной стихии и юной страстной восторженности, бьющей через край, вот где не хотели знать удержу начинающие ловеласы и будущие роковые соблазнительницы! Вначале обычно танцевался полонез – торжественно, даже чопорно начиналось танцевальное шествие, потом – контрданс, который продолжал возвышенный настрой бального вечера, – пары исполняли фигуры друг против друга, словно бы соревнуясь в отточенности движений и изяществе, потом лирический вальс – одухотворённый, поэтичный, приглашающий к любованию друг другом, и только потом мазурка – игривая, кокетливая с задорными взглядами партнёрши, когда она исполняет pas couru… Следом, сбивая романтический настрой вальса и кокетство мазурки, – быстрая, озорная полька: весёлые взгляды, искрящиеся глаза, резвые повороты и подскоки, волнующее тепло рук – вот что такое полька, а потом уж следовал краковяк, ещё более динамичный, заводной и весёлый, подхватывающий и продолжающий ритмику польки, где танцоры, словно красуясь друг перед другом, поводили плечами, уставляли руки в бока и задорно улыбались, словно бы говоря: «вот я какой!» или: «вот я какая!». И в конце, в самом конце, когда партнёры с разрумянившимися лицами, с глазами, полными беснующихся чёртиков, уже слегка пресыщены изобилием бала, уже слегка утомлены бесконечным движением, а молодой задор их некоторым образом уже исчерпан, тогда только наступает время котильона. В нём всё – и мазурка, и вальс, и полька, – нет только твоей симпатии, твоей постоянной партнёрши, и лишь случайность может вновь соединить вас, поэтому остаётся единственное – слушать кавалер-кондуктора, который громко провозглашает фигуры, и следовать той прихотливой игре, которую уготовила тебе танцевальная судьба…