Я послушно вышла во двор, а Ричард остался на кухне и продолжил свои расспросы. Джем еще не возвратился, и миссис Гау настолько рассвирепела, что и Ричарду пришлось поскорее убраться с кухни. Тогда мы заглянули в холл. Там на столике лежали мужская шляпа и рыжевато-коричневые дорогие кожаные перчатки. Мы прислушались к голосам, доносившимся из гостиной, и услышали смех мамы. Я никогда прежде не слышала, чтобы она так смеялась, ее голос звучал как флейта.
Ричард нагнулся было к замочной скважине, но тут на лестнице возник Страйд, и нам пришлось срочно ретироваться.
– Кто там, Страйд? – шепотом спросила я, бочком пробираясь мимо него.
– Чем скорее вы оба переоденетесь к обеду, тем скорее все узнаете, – дал он холодный ответ.
У себя в спальне я быстро сбросила запачканный наряд и достала из комода новое шелковое платье кремового цвета. «Новое для тебя», – сокрушенно сказала про него мама. Оно было перекроено из платья одной из ее сводных сестер и уже слегка поблекло на швах. Но спереди оно еще было совершенно новым и блестящим, того прекрасного кремового цвета, какой имеет самая сердцевинка цветка первоцвета. Я казалась в нем выше и немного старше, и оно волнующе шелестело на каждом шагу. Я встала на цыпочки, чтобы получше разглядеть все это великолепие в своем маленьком зеркале. Мне даже показалось, что в этом платье глаза у меня стали зеленее и еще более вздернулись к вискам. Тут Ричард стукнул ко мне в дверь, я повернулась на каблуках, и мы поспешили вниз.
Нашим гостем оказался Джон Мак-Эндрю.
Я догадалась об этом в первую же секунду, как только дверь открылась. Не потому, что он, высокий и слегка сутулый, стоял очень близко к камину, будто ему было холодно после индийского солнца. Нет, скорее по маминому лицу, которое раскраснелось и сияло от счастья, словно у девочки. Такой я ее никогда прежде не видела.
– Джулия! Это…
– Мой дядя Джон! – прервала я маму и вбежала в комнату, протягивая к нему руки.
Он просиял в ответ на мою радость и, схватив меня за плечи, притянул к себе для объятия. Затем поцеловал меня в лоб и отстранился, чтобы как следует рассмотреть.
И вдруг его улыбка растаяла, а глаза стали холодными. Он смотрел на меня так, будто видел перед собой врага, а не племянницу. Поверх моей головы он бросил взгляд на маму, которая даже привстала со стула, на ее лице был написан страх.
– Что случилось, Джон? – тревожно спросила она.
– Она напомнила мне… она напоминает мне… – пытался объяснить он, подбирая слова и не отводя от меня глаз.
Я невольно, будто в поисках защиты, отступила к маме.
– Нет! – резко сказала мама. Я даже вздрогнула от такого тона. – Она совершенно не похожа на Беатрис!
При звуке этого имени дядя Джон незаметно выдохнул.
– Ничуть не похожа! – повторила мама упрямо. – У нее совсем другого цвета волосы, другие глаза. Все совершенно другое. Вы просто слишком долго отсутствовали, Джон, и образ Беатрис запечатлелся в вашем мозгу. Джулия ни капли не напоминает Беатрис. Она моя дочь. Она совершенно такая же, как я. Временами слишком избалованная, но все дети одинаковы. И это ничего не значит. Джулия моя маленькая дочка! Если бы вы видели ее вчера, когда у нее была другая прическа, вы бы вовсе не заметили никакого сходства.
Дядя Джон пожал плечами.
– Конечно, – согласился он, убежденный силой здравого смысла, звучащего в словах мамы. – Конечно. Просто то, как она вбежала в гостиную… И ее голос, и улыбка, и посадка головы… Но она научилась грациозности от вас, Селия, я уверен.
