Он молча попрощался с классной комнатой, с картами и с мистером Малкейди.
Фабрика была как город в городе – кирпичные стены, кирпичные башни и ворота, в которые могли пройти шесть лошадей в ряд. Лукас вошел в ворота в толпе мальчишек и мужчин. Одни из них шли молча, другие болтали, смеялись. Один сказал: “Она толстая, таких толстых больше просто не бывает”, а другой ответил: “А мне как раз толстухи и нравятся”. Мальчишки и молодые мужчины были бледными. Мужчины постарше успели потемнеть лицом.
Нерешительным шагом вместе со всеми Лукас вышел на мощенный булыжником двор, где огромными плитками черного шоколада высились выложенные у стен штабеля железа. Вместе со всеми он прошел в сводчатую дверь на противоположном конце двора, за которой трепетал мрак.
Тут он остановился. Остальные шли мимо. Мужчина в синей кепке натолкнулся на него, выругался и пошел дальше. Этого мужчину тоже съест машина, как она съела Саймона. То, до чего машине больше не было дела, укладывали в ящик и отвозили на тот берег реки.
Лукас не знал, идти ли ему дальше или подождать. Он подумал, что ждать было бы глупо. Все остальные были такими уверенными, такими крикливыми и в то же время стойкими – как строптивые солдаты на параде. Ему страшно не хотелось привлекать к себе внимание. Но в то же самое время он опасался, что, если двинуться дальше, это приведет к ошибке, неясной, но непростительной. Он так и стоял, мучась неопределенностью, в обтекавшей его толпе.
Скоро Лукас остался один, если не считать нескольких запоздавших, которые торопились мимо, скорее всего вовсе его не замечая. Наконец – и это показалось ему актом несказанного милосердия – во двор вышел человек и спросил:
– Ты Лукас?
Это был гигант с посеревшей кожей, его широкое, как лопата, лицо не шелохнулось, когда он говорил. Только рот двигался – словно бы человеку, сделанному из железа, было дано умение говорить. – Да, – ответил Лукас.
Мужчина с сомнением посмотрел на него: – Что это с тобой такое?
При этих словах показались десны, розоватые, мертвенно-бледные на сером лице. – Я здоров, сэр. Могу работать не хуже других. – А лет тебе сколько? – Тринадцать, сэр, – ответил Лукас. – Нету тебе тринадцати. – Будет в следующем месяце.
Мужчина покачал железной головой: – Эта работа не для ребенка. – Сэр, пожалуйста. Я сильнее, чем кажусь. – Лукас расправил плечи, чтобы выглядеть крепче. – Хорошо, работу тебе дали. Посмотрим, как справишься. – Жалкая! Мне не смешна твоя брань, и я не глумлюсь над тобой, – сказал Лукас и тут же опомнился. – Что? – Прошу вас, сэр, – сказал Лукас. – Я буду стараться. Я все смогу. – Посмотрим. Меня зовут Джек Уолш.
Лукас протянул ему руку. Джек посмотрел на нее, как если бы Лукас преподнес ему лилию. Он взял его руку и пожал так крепко, что Лукас чуть не заплакал. Если Уолт был сама книга, то Уолш был сама фабрика. Он был отлит из железа и наделен живым ртом. – Пошли, – сказал Джек. – Покажу, что будешь делать.
Лукас прошел за ним в комнату, где люди сидели в проволочных клетках, сердито насупившись над бумагами. Пройдя ее, они оказались в огромном цеху, вдоль стен которого тянулись печи. Там, куда не достигал свет пламени из печей, стоял блеклый оранжевый полумрак, по краям тлеющий невнятной таинственной мглой. В цеху разило жаром, углем и креозотом. Кругом стояли визг и лязг. Стаи искр взмывали к потолку, непоседливые, как мухи. Перед печами в окружении искр стояли люди и шуровали в огне длинными черными палками.
