Янгура внимательно вгляделся в снимок, принялся ходить по кабинету.
– Данные не так уж плохи, – продолжал развивать свою мысль профессор. – Конечно, нельзя сказать, что мы изучили все тайны её сердца.
– В том-то и дело, – подхватил Янгура. – Это изучение – дело будущего. А девушка нуждается в помощи сегодня. Она и так запустила болезнь. Оперировать надо было ещё в раннем детстве. В своём печальном прогнозе я могу ошибиться лишь в сроке. Допустим, она протянет до тридцати-тридцати пяти. Но на какие страдания будет обречена! А роковой исход неизбежен… Вы уж, пожалуйста, извините меня, Абузар Гиреевич, но, по-моему, большинство терапевтов, несмотря на то, что изменились времена, изменилась техника хирургии, всё ещё думают по старинке, как Бильрот, – к сердцу, мол, нельзя и близко подходить с ножом.
Профессор рассмеялся.
– Как же это получается, Фазылджан? До сих пор история медицины считала Бильрота выдающимся, смелым хирургом. Считается, что Рен первый дерзнул зашить рану на сердце. Но ведь не так уж велика дистанция между тем и другим.
Янгура молча улыбнулся в ответ.
– Вы согласились бы сделать операцию Асие? – спросил профессор, переводя разговор от истории к действительности.
– Если пациентка согласится, я не против, – смело ответил Янгура.
– А гарантия? Cito, tuto et gucunde?[4]
– Нет. Вопрос стоит острее: или – или…
Лицо Абузара Гиреевича помрачнело, он по-стариковски сгорбился, стал как бы меньше. «Или – или… Покупателю часов выдаётся гарантия, покупателю холодильника тоже, а тому, кто ложится под нож… или – или».
Разумеется, он был далёк от того, чтобы обвинять Янгуру в легкомыслии, в неоправданном риске. Всякий другой хирург на его месте, пожалуй, высказал бы ту же горькую истину. Современная хирургия ещё не так сильна, чтобы во всех случаях давать гарантию благоприятного исхода. Теперь в медицине всё больше растёт число сторонников точки зрения, что лечение порока сердца хирургическим путём станет в будущем основным, если не единственным методом. Но это в будущем. А вот сейчас, в данном случае?.. Абузар Гиреевич как учёный всегда приветствовал смелые, обоснованные эксперименты. Однако он был против применения на практике не до конца проверенных методов. У человека одна жизнь, она дорога ему, с ней связаны его счастье, покой, счастье и благополучие его родных и близких. Но счастье – что стеклянный сосуд, при неосторожном обращении разобьётся…
– В таком случае у меня не поднялась бы рука, – как бы рассуждая сам с собою, проговорил профессор.
Янгура понял это как упрёк.
– Вам легко так говорить, Абузар Гиреевич, – вздохнул он. – А мы, хирурги, каждый день стоим перед одной и той же дилеммой: если мы поддадимся чувству робости, жалости, неуверенности, то и больного погубим и сами должны будем давать ответ перед законом. Человечность хирурга зачастую связана внешне с жестокостью. Этого многие не понимают и считают нас вообще бессердечными… – Он помолчал и спросил: – Ещё есть больные?
– Вот история болезни Исмагила, – сказал профессор и, взяв из рук Магиры-ханум папку, рассказал о диагнозе болезни и состоянии Исмагила.
– Этого больного надо бы сперва показать урологам, Абузар Гиреевич, – сказал Янгура, когда профессор закончил своё сообщение. – В этом случае я вам, говоря правду, пока не смогу помочь. Чалдаеву не показывали?
– Чалдаеву показывали. Но тут проклятая астма… Вам приходилось делать операции астматикам?
