Сделав вид, что ничего не заметила, Надежда Николаевна сняла трубку, послушала и сказала, что директор вызывает начальников цехов на совещание.
– Очень хорошее начало! – обронил Назиров, не столько чтобы поддеть нового директора, сколько скрыть своё смущение и половчее вывернуться из неудобного положения, в которое сам же себя поставил. Надевая кожаное пальто, он вспомнил и добавил: – Да, вот что, Надежда Николаевна, займитесь-ка вы как следует Ахбаром Аухадиевым… Придётся его уволить. Заготовьте приказ. – И вышел.
Надежда Николаевна задумалась. В самом деле, что делать с этим Аухадиевым?! Увольнением с завода его не испугаешь. Он прекрасный наладчик. Его завтра же возьмут на другой завод. Оттуда выгонят – поступит на третий, на четвёртый. Уволить проще всего. Но разве это метод исправления, таким путём легко можно прийти к обратному результату – совсем погубить человека.
Надежда Николаевна давно знает Ахбара Аухадиева. Они соседи. Кроме старушки матери, у него никого. Ни жены, ни детей. Когда-то был женат, но жена оставила его. Мать его – странная женщина. Если и зайдёт когда к Надежде Николаевне, ни о чём не спросит и сама не поделится ничем, замрёт молча у дверного косяка. Никак не уговоришь её даже присесть на минутку. А если начнёшь упрашивать понастойчивее, уставится в пол и часто-часто заморгает, беззвучно перебирая запавшими губами: не то благодарит, не то сетует. И тотчас так же молча уйдёт.
В молодости её жестоко бил муж, на старости лет стал бить сын.
Надежда Николаевна догадывалась, каким тяжёлым камнем лежит на сердце у старой матери обида, и порой, жалея её, говорила:
– Маглифа-апа, зачем позволяешь сыну оскорблять свои седины? Напиши жалобу, и его притянут к ответу.
Но бедная мать в ужасе махала руками:
– И-и, что ты, что ты, доченька, мыслимое ли это дело писать жалобу на собственного сына? Коли бьёт, значит, знает за что, провинилась, значит… Я уже одной ногой в могиле, а сыночку надо ещё жить да жить… – говорила она и неслышными лёгкими шажками торопливо исчезала.
Надежда Николаевна не раз отчитывала Аухадиева и с глазу на глаз и через завком предупреждала. Но пользы от этого не было никакой. Более того, её усилия привели к обратному результату: в лице Аухадиева она нажила себе недруга. И тем не менее это из-за неё Назиров тянул с его увольнением.
Позвонив механику, Надежда Николаевна попросила прислать к ней Аухадиева. Вскоре он явился. Обшлага спецовки, отвороты брюк висели лохмами, словно их владельца терзала свора собак. Остановившись в дверях, Аухадиев локтями поддёрнул спадающие штаны и, глядя вниз, спросил:
– Вызывали?
– Да, Ахбар Валиевич, вызывала, – не отводя строгих глаз, подтвердила Надежда Николаевна. – Почему в нетрезвом виде пришёл на работу?
– И всего-то опохмелился немножко… Прошло уже.
– Почему пререкался с мастером?
– А пусть не привязывается…
Нахмурив брови, Надежда Николаевна окинула Аухадиева с ног до головы суровым, непреклонным взглядом и сухо, холодно сказала:
– Мы немало возились с тобой, Ахбар Валиевич. Ты уже не раз давал слово не пить больше. Не хозяин ты, видимо, своему слову. Нельзя тебе доверять… Саботажник ты, вот кто!..
– Но, но! – прервал её угрожающим тоном Аухадиев и даже шагнул вперёд. – Думай, о чём говоришь, мастер. Какой я враг? Какой саботажник?.. Фронтовик, две раны имею, пять медалей! Двадцать лет на заводе работаю.
