Основываясь на классовом, материальном понимании преступного и наказуемого, советское уголовное право решительно порвало с формально-юридическим построением понятий и институтов Общей и Особенной частей уголовного права. Сказанное в полной мере относится и к институту ответственности за предварительную преступную деятельность.
Во всех декретах Советского правительства, в которых говорилось об ответственности за предварительную преступную деятельность, давалось совершенно новое, не известное буржуазному уголовному праву, решение этой проблемы. Предварительная преступная деятельность, начиная с приготовления, наказывалась по советскому законодательству наравне с оконченным преступлением. При этом конкретную меру наказания суд определял в пределах санкции той уголовно-правовой нормы, которая предусматривала соответствующее оконченное преступление, а также исходя из социальной опасности субъекта и общественной опасности совершенного им преступного деяния.
Так, в циркуляре Кассационного отдела ВЦИК от 6 октября 1918 г., указывалось, что наказанию вплоть до расстрела подлежит всякий, «кто организует контрреволюционные выступления против Рабоче-крестьянского правительства, участвует в них непосредственно или в подготовительной к ним стадии или участвует во всевозможных контрреволюционных заговорах и организациях, ставящих своей целью свержение Советской власти, хотя в результате его деятельности и не было контрреволюционных выступлений» (курсив мой. – Н. К.). В этом же циркуляре содержится специальная оговорка о том, что покушение рассматривается как оконченное преступление[352].
В постановлении ВЦИК от 5 января 1918 г. «О признании контрреволюционным действием всех попыток присвоить себе функции государственной власти» говорилось: «Всякая попытка со стороны кого бы то ни было или какого бы то ни было учреждения присвоить себе те или иные функции государственной власти будет рассматриваться как контрреволюционное действие. Всякая такая попытка будет подавляться всеми имеющимися в распоряжении Советской власти средствами»[353].
Наказуемость приготовления к контрреволюционным преступлениям и покушения на эти преступления наравне с оконченным преступлением предусматривалась также в обращении ВЧК от 22 февраля 1918 г. «О мерах борьбы с контрреволюционерами»[354] и в обращении СНК «О саботаже чиновников Министерства продовольствия»[355].
В декретах от 22 июля 1918 г. «О спекуляции», от 30 июля 1918 г. «О набатном звоне», от 8 мая 1918 г. «О взяточничестве», подписанных В. И. Лениным, содержались отдельные статьи, в которых предусматривалась ответственность за покушение наравне с оконченным преступлением.
Материалы судебной практики 1917–1919 гг. свидетельствуют, что суды широко привлекали к ответственности как за приготовления к преступлениям, так и за покушения на преступления[356].
* * *
* * *
Годы иностранной военной интервенции и гражданской войны были периодом суровых и тяжелых испытаний для молодой Советской республики. Для разгрома сильного, до зубов вооруженного врага в условиях небывалой разрухи нужно было превратить страну в военный лагерь, установить железную дисциплину на фронте и в тылу. Беспрекословное подчинение законам и распоряжениям центральных и местных органов власти становится необходимым условием победы над врагом. В 1919 г. в письме к рабочим и крестьянам по поводу победы над Колчаком В. И. Ленин писал: «Малейшее беззаконие, малейшее нарушение советского порядка есть уже
