Избранные труды. Том I - страница 43

Обладая в отмеченном отношении прогрессивным характером, меры уголовно-процессуального принуждения наполняются действенной силой, если, будучи социально ценными, они становятся еще и способными оказывать самое благотворное, социально полезное влияние на формирование и развитие общественных отношений в сфере уголовного судопроизводства. Степень такой способности и есть то, что обозначается как «эффективность». Причем эффективным может быть лишь социально ценное правовое установление. «Эффективный» значит «дающий эффект, действенный»[97]. Отсюда эффективность понимается в теории и практике как результативность. Если учесть, что «результативный» есть «дающий результат», «продуктивный по своим результатам», а «способный» означает «обладающий способностью к чему-нибудь, могущий что-нибудь сделать, обладающий каким-нибудь свойством»[98], то нетрудно заметить близость содержания двух этих качественных свойств явлений общественной жизни. Первая из них (результативность) имеет более житейское, практическое, а вторая (способность) – теоретико-философское звучание. Заметим сразу же, что истолкователи категории «эффективность» вкладывают в него достижение именно «социально полезного результата», ибо то, что носит вред общественным интересам, вряд ли можно рассматривать как ведущий к «нужному результату»[99].

Что же следует понимать под эффективностью мер уголовно-процессуального принуждения; каково ее содержание?

Тот факт, что институт мер уголовно-процессуального принуждения есть лишь одно из самостоятельных образований в системе советского социалистического права, заставляет нас совершить в известной мере экскурс в то, что понимается под эффективностью права вообще и правового явления в частности[100].

Учитывая, что право в целом состоит из совокупности различных по своему содержанию правовых норм, выявление его эффективности уже в силу того, что потребовало бы необозримое число эмпирических проверок, становится практически невыполнимой задачей. К тому же сами эмпирические данные потребовали бы теоретических обобщений некоторых общих положений, которые не могут быть выведены индуктивным путем из ограниченного поля эмпирических исследований и распространены на всю правовую систему. Представляется, что задачам нашего исследования вполне может удовлетворять определение эффективности правовой нормы как общей категории, как первоосновы права. Отправляясь от этой общей базы, можно будет сделать вывод о том, что понимается под эффективностью отдельных отраслевых (в том числе и уголовно-процессуальных) норм, отдельных совокупных их образований (правовых институтов). Методологической основой сказанного выступает указание В.И. Ленина о том, что «кто берется за частные вопросы без предварительного решения общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя “натыкаться” на эти общие вопросы»[101].

Представляется, что в интересах дела нет необходимости подвергать подробному анализу те взгляды, которые существуют в юридической литературе относительно понятия эффективности правовых установлений. Отметим лишь, что, по нашему мнению, несостоятельны трактовки эффективности правовых норм как отношения между фактически достигнутым, действительным результатом ее действия и той социальной целью, для достижения которой правовая норма была принята[102]. С точки зрения марксистской философии цель связана прежде всего с категорией возможности (правильно намеченная цель отражает реальную возможность), а результат же связан с категорией действительности. В качестве имманентных свойств какого-либо социального, в том числе и правового, явления они не выступают. Отсюда категории «цель» и «результат», как находящиеся вне собственного содержания правовой нормы, не могут включаться в понятие эффективности последней. Выступая как «явления», через которые проявляется, познается «сущность»