Избранные труды. Том IV - страница 68

Конечно, один только факт помещения в законе изложенного правила конституирует всеобщую обязанность не посягать на честь и достоинство другого и управомоченность каждого добиваться недопущения подобных посягательств, ибо, как правильно указывают Е. А. Флейшиц и А. Л. Маковский, чтобы «говорить о “правонарушителе”, надо, чтобы у кого-то было право и чтобы нарушитель был обязан это право не нарушать»[141]. Но авторы без всяких к тому оснований полагают, что им тем самым удалось доказать правовую урегулированность чести и достоинства. Когда, например, нормы о праве собственности возлагают на любого и каждого обязанность не посягать на чужое имущество, то они одновременно позволяют собственнику своим имуществом владеть, пользоваться и распоряжаться. Здесь действительно правовая охрана сочетается с правовым регулированием. Иное дело правило ст. 7 Основ, вовсе не затрагивающее позитивных границ «права на честь и достоинство» (поведения, дозволенного управомоченному), а очерчивающее только его негативные границы (поведение, запрещенное обязанным лицам) и, следовательно, не выходящее за пределы чисто охранительных функций гражданско-правовых норм.

Сложнее с двумя другими случаями – охраной «права на собственное изображение» (ст. 514 ГК РСФСР и соответствующие статьи ГК других союзных республик) и «права на переписку, дневники, записки или заметки» (ст. 491 ГК Казахской ССР). Для опубликования, воспроизведения и распространения произведения изобразительного искусства, в котором изображено другое лицо, если оно не позировало за плату или если это не вызывается государственными или общественными интересами, требуется его согласие, а после смерти этого лица – согласие его детей и пережившего супруга. Опубликование дневников, записок, заметок требует согласия автора, а писем – также согласия адресата и после смерти кого-либо из них – согласия пережившего супруга и детей умершего.

Здесь уже как будто бы говорится о поведении, не только запрещенном обязанным лицам, но и разрешенном управомоченному, что позволило Е. А. Флейшиц и А. Л. Маковскому ссылкой на такие правомочия объявить полностью опровергнутым взгляд, согласно которому личные отношения, не связанные с имущественными, гражданским правом охраняются, но им не регулируются[142]. Посмотрим, однако, каково действительное положение вещей.

И норма ст. 514 ГК РСФСР, и правило ст. 491 ГК Казахской ССР помещены в разделе кодекса, посвященном авторскому праву. Такое их месторасположение обусловлено тем, что они в определенном объеме затрагивают авторские отношения. А так как последние вполне способны быть объектом не только гражданско-правовой охраны, но и гражданско-правового регулирования, как сочетающие в себе личные и имущественные моменты, не должна вызывать удивления известная регулятивная направленность перечисленных норм гражданского законодательства.

В одних случаях они расширяют права автора и некоторых из его наследников, соответственно сужая права возможных других наследников того же автора. Таково, например, в значительной мере целевое назначение нормы ст. 491 ГК Казахской ССР. По общему правилу, вопрос об опубликовании произведения решает сам автор или его наследники, поскольку не осуществлен принудительный выкуп авторского права. Но когда очевидна незавершенность произведения (заметки, записки) или его непредназначенность к широкой огласке (письма, дневники), оно не может быть опубликовано ни вопреки воле автора, ни помимо желания тех, кто после его смерти более других заинтересован в охране памяти об авторе – пережившего супруга и детей умершего, хотя бы произведение перешло по наследству, наряду с ними и к другим наследникам. В этих пределах право на переписку, дневники, заметки или записки охраняется не особым гражданско-правовым институтом, а специальными нормами авторского права.