Избранные жития русских святых - страница 19



Два года провел Григорий так, и тогда Господь чудесно вывел его из тюрьмы. Он не вернулся в мир и удалился в обитель прп. Иосифа Волоколамского, которая славилась строгой жизнью иноков.

Монашеской жизни он научился еще в темнице, и поэтому ему не приходилось привыкать к ней. Добродетельной жизнью стяжав общее уважение, Гурий в 1542 году был избран в игумены Иосифовой обители. Все его усилия были направлены на нравственное воспитание братии, о внешнем же обогащении обители он нисколько не заботился и говорил: «Не добро монастыри богатити через потребу, – они бо сим более пустуют». Высокодуховная жизнь обители привлекала в нее иноков и мирян. Около 10 лет Гурий пробыл игуменом, был в почете царя, затем по слабости здоровья оставил начальствование обителью и прожил около двух лет на покое. Позже его определили в настоятели Селижаровской обители, откуда перевели на казанскую кафедру.

Только что присоединенное Казанское царство нуждалось в святителе, способном на апостольские подвиги, и избрание епископа Казанского было совершено особенным образом. После молебна был вынут из четырех жребиев, лежавших на престоле, один, и жребий этот указал на Гурия. Затем из двух жребиев вынимали один, и снова жребий пал на Гурия, и вот 7 февраля 1555 года Гурий собором святителей был рукоположен в архиепископа Казанского. Ему было положено щедрое жалованье, и он отправился на свою кафедру с дарами – знаками усердия царя и московских бояр. Святитель вез с собой ризы и разные церковные принадлежности. Выезд святителя из Москвы был чрезвычайно торжественным. По пути в Казань его корабль в каждом городе встречали молебствиями; все это путешествие было непрерывным молебствием и продолжалось два месяца.

Правила святителя Гурия по отношению к новообращенным были следующие: прежде всего надо было научить духовенство обращать к вере магометан и язычников, не прибегая к насилию, а убеждением. Более знатных лиц, обращавшихся к вере, он поучал в своем доме. Всякая бедность и нужда находили помощь у святителя, и эта отзывчивость его весьма способствовала распространению православия. Святитель устроил близ Казани Зилантов монастырь, иноки которого обучали детей чтению, пению и закону Божию. Святителю близко было дело первоначального обучения, которым он занимался еще в темнице, переписывая азбуки. До сих пор в Казани существует благочестивый обычай перед началом обучения детей грамоте служить молебен св. Гурию. Последние три года своей жизни св. Гурий провел на одре болезни, даже не мог ходить в храм на молитву; в большие праздники его приносили на носилках к литургии в построенный им Благовещенский храм, и здесь он, сидя или лежа, слушал службу.

Блаженная кончина его последовала 4 декабря 1563 года. Тело его положено в Преображенской обители.

32 года спустя стали строить на месте деревянного Преображенского храма каменный, и тогда открылся гроб св. Гурия.

Вся рака Гурия была наполнена благоухающим миром, и мощи плавали в нем; тело его было нетленно, и ризы крепки. Тогда же начались исцеления. Окруженный великим почитанием казанского края, святитель Гурий почивает своими нетленными мощами в великолепном казанском Благовещенском соборе.

Замечательна судьба одного благочестивого юноши, отец которого был сотрудником святителя Гурия.

При св. Гурии находился в Казани, по царскому повелению, боярин Иоанн Застолбский, человек весьма добрый, удалявшийся от всякого греха, отличавшийся обширным и основательным умом. Он имел великую веру и любовь к св. Гурию как при жизни его, так и по смерти. Когда святитель скончался, он устроил над его могилой надгробный камень и обнес его каменной палаткой, в которой впоследствии сам был погребен вместе с сыном. Сына звали в миру Нестор. Он с детства был тихого и смирного нрава и ребенком уже казался по разуму и степенности мудрым старцем. Постом, молитвою и бодрствованием он удручал свое тело. Втайне от всех он носил под рубашкой власяницу, хотя сверху одевался по боярскому обычаю в красивую одежду. Он был так бледен лицом и худ телом, что можно было подумать, что он почти ничего не ест. Во взоре его всегда выражалось сердечное умиление.