Иуда остановился, оглядываясь: вот Двор Женщин, отделенный от него четырнадцатью ступенями, где безмолвные и недвижные несколько женских фигурок томились в ожидании, вот покои назореев>24 и притвор прокаженных, а там, выше, через пятнадцать полукруглых ступеней, Двор Израильтян, где мужчины с обреченными животными и птицами стоят и ждут своей очереди.
Осмотревшись, юноша решительно повернул назад. Не миновать запретного Двора Священников, не добраться до Святая Святых – комнаты, полной пустоты, недоступной дневному свету, где, по утверждениям левитов обитает сам Яхве. А здесь… Разве возможен в этом приюте смерти разговор с Богом?
Иуда вышел обратно на площадь, вздохнул и направился к Яффским воротам.
В таверне Симона была обычная суета. Человек пять – шесть посетителей, жаркое пламя очага, звяканье посуды. Трактирщик расплылся в довольной улыбке, увидев его, но, внимательно взглянув в лицо, понимающе кивнул и молча проводил во внутреннюю комнату.
Иуда сидел за столом, обхватив голову руками. Перед ним томилась нетронутая чаша вина, рядом стыло, наполняя каморку ароматом приправ, блюдо с мясом. Ему было плохо, почти физически. Хотелось с кем-то поговорить, излить душу. Но что он мог сказать? Любой священник сочтет его исповедь греховным вольнодумством, человек вроде Симона – блажью богатого избалованного мальчишки, а всякий из его круга просто решит, что он сошел с ума.
Иуда схватил чашу и залпом осушил ее, налил еще, но пить не стал, отстранил от себя кувшин и блюдо, уронил голову на ладони и глубоко задумался.
К действительности он вернулся только тогда, когда его осторожно тронули за плечо. Он резко обернулся и увидел Киренеянина.
– Прости, что помешал, но на улице какой-то человек спрашивает о тебе.
– Какой человек?
– Не знаю. Я его никогда раньше не видел. Но он назвал твое полное имя.
– Мое имя! Как он выглядит?
– Молодой, года на три-четыре старше тебя. Худощавый, маленький. Одет бедно, по выговору галилеянин.
– О! Веди его сюда и не задавай вопросов. Еще одну чашу и хлеба.
– Хорошо, все будет исполнено.
Хозяин исчез и скоро вернулся в сопровождении Товии.
– Наконец-то я нашел тебя! – воскликнул галилеянин еще с порога.
– Я догадался, что это ты. Присядь. Отметим нашу новую встречу. Симон, чашу!
– Одно мгновение.
Киренеянин устремился, было к выходу, гость остановил его.
– Не надо. Я не пью вина. Если можно, воды.
– Однако! Уж не опасаешься ли ты, что я подсыплю яда? – рассмеялся Иуда. – Как хочешь. Симон, принеси воды. Мясо тоже не станешь? Я заказывал для себя. Ешь, я все равно не голоден.
– Ты злопамятный – почти месяц прошел, а все никак не забудешь мои слова. Но все равно спасибо! – Товия с жадностью набросился на еду.
Иуда внимательно рассматривал его.
– По-моему, ты не балуешь себя трапезами, – с усмешкой заметил он после паузы. – Как ты меня нашел?
– Я знал твое имя, ты сказал, что любишь харчевню в этом квартале.
– Верно. Но зачем тебе это понадобилось? Ты рисковал, возвращаясь в город.
– Я хотел поговорить с тобой. Где мы можем сделать это без лишних ушей?
– Да прямо здесь.
– Но…
– Положись на меня. Симон!
Хозяин возник почти мгновенно.
– К твоим услугам.
– Я хочу, чтобы нашу беседу не слышала ни одна живая душа, включая тебя. Понял?
– Да, конечно.
– Тогда действуй.
– Все будет сделано, не беспокойся.
– Я не сомневаюсь, – усмехнулся Иуда, жестом отпуская его.
Хозяин исчез. Затворился полотняный полог, послышались гневные раскаты его голоса, топот ног. Когда шум утих, Иуда обернулся к Товии.
