Издалека долго. Том I - страница 2

Борька тоже дрых у себя в комнате, куда нет-нет да заглядывало девичье личико, не проснулся ли старший братец. Она знала, что накануне закадычные друзья собирались идти к «мостам», и её распирало любопытство, как они выглядят. Ева, так звали девочку, была на два с половиной года младше брата и участвовала во всех дворовых играх мальчишек. То ли по малолетству, то ли по глупости она отчаянно билась в войнушку, в снежки и бесстрашно каталась на санях с крутых волжских и черёмушинских берегов. Ей дозволялось удить рыбу днём, но ночные гуляния запрещались настрого. Она с детства слыла красавицей: правильные черты лица, большие углублённые карие, почти чёрные глаза, светлые волнистые волосы и стройная фигура. К тому же, Ева была придумщицей и веселушкой, с которыми всегда легко общаться. У неё явно был талант к музыке, лингвистике и литературе, потому что к десяти годам девочка красиво играла на фортепиано и благодаря домашнему обучению блестяще владела французским и английским языками. Немецкий она начала изучать в прошлом году в гимназии, но уже говорила на нём простыми предложениями. Ева рано стала сочинять стихи и гордилась этим. У неё получалось что-то примерно следующее:

Борис с Серафимом подсмеивались над ней. Серый, знаток астрономии, говорил, что звёзды светят разным цветом: жёлтым, холодно-голубым, синим, красным и даже зелёным, а Борис, умница и разгильдяй, указывая на улицу, спрашивал её:

– Какой свет излучают фонари?

– Жёлтый и белый, – неуверенно защищалась она.

– Я говорю о фонарях под глазами, которые ты допрашиваешься у меня, – смеялся брат.

– Я сейчас вам обоим поставлю фонари. Что вы понимаете в высокой поэзии?! – бросалась она на ребят со своими выставленными вперёд острыми кулачками, заливаясь заразительным смехом. Парни потешно убегали от знаменитой на весь дом поэтессы, и дом, казалось, улыбался, и по-доброму смеялась Волжская набережная.

…Ева ходила наряженной по случаю дня рождения у младшего восьмилетнего брата Егора по комнатам и маялась от безделья. Она сочиняла под ритмы шагов:

Ещё у солидной четы Щаплеевских имелись четырёхгодовалые дочки-двойняшки, Алина и Алёна, разболевшиеся совсем не кстати, и старший сын Глеб, будущий юрист. Ева заглядывала к сестрёнкам, всякий раз строя гримасы – они хохотали и велосипедили ножками…

Борька проснулся к одиннадцати и, умывшись, ничего не рассказывая, улизнул на улицу, где у лодок на Волге, на мысовом бечевнике его ждал Серафим.

– Ну что, выспался?

– Давно ждёшь? – переспросил Борька.

– Нет, но тесто не ждёт.

– Тогда ломанулись, – Борька по-хозяйски отвязал верёвку и, оттолкнувшись от камня, запрыгнул в качающуюся на волнах двуместную ржевку. Друзья давно решили стать моряками, искусно плавали и свободно управлялись парусом и вёслами.

Борис, похожий на своего отца, был крупным по комплекции и не в меру упитанным, что не мешало ни тому, ни другому быть подвижными и энергичными. В потасовках Бор, как окрестил его Серый, не знал меры. Он молотил противника не разбирая, кто прав, кто виноват, не взирая на старшинство и звания. Серафим, рослый и жилистый, не отставал, и вместе они нагоняли страха на округу. Их уважали за силу, смекалку, деловую хватку и отзывчивость. Соседка, немногословная и добрая старушка, баба Катя, попросила ребят нарвать щавелю на пироги, тесто на которые уже подымалось на общей кухне, и ребята навострились за Волгу, на Слип. Почему Слип так назывался, друзей не волновало (Слип и Слип), главное, там раскинулись луга, где рос щавель и не водился клещ, «У-у кровосос». Лодка, подаренная богатым отцом сыну, быстро скользила наискосок по течению, и друзья, подправляя вёслами, весело перекрикивались с проплывающими судами, баржами и плотками. К часу пополудни они с мешком кислой зелени вернулись и, показав высунутые языки насупившейся Еве, Еве-вредной деве, смотались, наскоро переодевшись, в центр, где на День белой ромашки скучилась красиво одетая толпа граждан и где можно было встретить стайки гимназисток, а также нарядных молоденьких барышень.