Изгиб дорожки – путь домой - страница 14

Смит цитирует одного из товарищей Брауна, который называл его «чрезвычайно хитрым и коварным человеком, прилагавшим все возможные усилия, чтобы его не так поняли». При общении с Брауном любой расклад был проигрышным: если вы поддались его манипуляциям – вы тряпка, если пытались постоять за себя – вы зарвались и должны быть изгнаны. Когда люди наконец осознали, что им не победить, как тут ни крути, то многие просто ушли. (От некоторых историй сердце обливается кровью: например, его дочь откололась от семьи, и впоследствии отец отказал ей из‐за этого в помощи в трудный период.) Брауну никто был не указ. «Не вам решать, // что мне делать со своим бардаком!»[33] – пел он (или даже настаивал, повторяя, как мантру). В начале пути это было про его презрительный отказ прислушаться к белым агентам и менеджерам, которые советовали приглушить кричащий «черный» вайб его манеры исполнения. Позднее это было уже про отказ бездумно следовать безопасной идеологической линии, заранее подготовленной для него властями предержащими чернокожими. В определенных вопросах Браун доносил свои взгляды предельно четко. «Не надо ничего мне просто так давать (Откройте дверь, и я возьму все сам)»[34] – это не столько название песни, сколько набросок программного документа. Браун назвался президентом фанка[35], и в большинстве ключевых вопросов он был стоящим ото всех особняком черным консерватором: против наркотиков, за образование, против революции, за упорный труд.

Он призывал чернокожих не устраивать беспорядков. Он с большим подозрением относился к тем, кто оправдывал свое личное бездействие или неудачи коренящимся в обществе расизмом. По мнению Брауна, винить или хвалить в любой ситуации можно только себя самого. Мы есть то, что мы делаем: надо шагнуть навстречу враждебному миру и подчинить его своим желаниям. Брауну было неинтересно винить во всем белых, когда у него были счеты с самой судьбой. В этом смысле он цветов не различал. Никто и ничто не могло встать на пути его несгибаемой воли. Отчасти это было лишь игрой на публику (очередным приемом из арсенала уличных артистов, рассчитанным на то, чтобы приковать к себе внимание толпы), но в то же время имело и реальные последствия, провоцируя серьезное недовольство среди его основной, чернокожей аудитории.

На выборах в 1972 году Браун поддерживал Ричарда Никсона, который баллотировался на второй срок, а не его оппонента Джорджа Макговерна, потому что ему импонировала проводимая президентом политика «нового федерализма». Никсон называл поверхностной веру демократов в Большое правительство, а политика социальной справедливости, с его точки зрения, в реальности свидетельствовала о крайне снисходительном отношении к тем, кто находится на нижних ступенях социально-экономической лестницы. Никсон преподносил свою инициативу как способ направлять стартовый капитал туда, где ему и место: в распоряжение отдельных штатов и индивидов, а не Вашингтона. Это было созвучно с «уличными» убеждениями Брауна: он не считал, что чернокожим полагаются какие-то особые поблажки. Любой черный мог, как сам Браун, осуществить свои мечты, если бы приложил к этому усилия. В представлении Брауна, разводить людей на деньги было более благородно, чем получать их просто так. (Он с недоверием относился к социальным пособиям и позитивной дискриминации, потому что эти меры были направлены на чернокожих граждан в целом, в то время как Браун считал себя особенным, несравненным, избранным: «Тем самым».) Браун не видел никакого противоречия в том, чтобы на публике рассуждать о black pride (гордости черных), а в частном порядке требовать за эту гордость гонорар. Когда растешь в нищете, привыкаешь идти на звон монет. У самого Брауна слова не расходились с делом: он финансировал разного рода бизнес в черных кварталах. Он выкупал и модернизировал радиостанции, продвигал других артистов, открывал сети быстрого питания, заточенные под вкусы и запросы чернокожей публики. Все делалось с особой демонической ноткой (в том числе, к сожалению, и бухгалтерская отчетность).