Всю дорогу они молчали. Только раз Астафьев спросил, есть ли поблизости населенные пункты, и генерал пожал плечами: мол, какое это имеет значение. А полковник, подождав, пока генеральские плечи опустятся, вежливо и тихо сказал:
– Совхоз «Красные зори» – шестьдесят километров.
И Астафьев понял, что полковник выполняет при генерале те же функции, что при нем Воронец, то есть все знает и может ответить на любой вопрос.
Прошло еще полчаса. Становилось все жарче. Воздух раскалился, обжигал горло. Астафьев уже хотел попросить остановиться – ломило в висках, сильно хотелось пить, – но тут полковник, поднявшись с сиденья, сказал:
– Вон лагерь.
Впереди, у самого горизонта, белели палатки и между ними высокий тонкий шест с флагом.
Машина прибавила скорость.
В километре от лагеря стояло оцепление. Шофер притормозил. Солдаты переминались с ноги на ногу. Лица их были коричневые от загара. Капитан средних лет аккуратно приложил руку к фуражке.
– Комендант лагеря. Ваши документы.
– Вам что, не сообщили о нашем прибытии? – спросил генерал.
– Виноват, товарищ генерал, – сказал капитан. – Имею приказ. Прошу предъявить документы.
Воронец нагнулся и прошептал Астафьеву в самое ухо:
– Бдительность. А ведь, кроме нас, сюда все равно никто не приедет.
Полковник сидел с равнодушным лицом. Автоматчики оцепления поглядывали на них с любопытством. Генерал пожал плечами и предъявил документы. Капитан брал залитые в пластмассу фотографии на твердом картоне и всматривался в лица. Воронец иронически улыбался. Наконец капитан сказал:
– Все в порядке. – Крикнул: – Пропустить! – встал на подножку.
Машина въехала за оцепление.
– Мы поставили вам две палатки, – сказал капитан. – Извините, оборудовать стационарное помещение не было времени.
Вездеход остановился. Впереди было еще одно оцепление, тоже из автоматчиков.
– Дальше пешком, – сказал капитан и чуть виновато добавил: – Входить во внутреннюю зону можно только со мной. Таков приказ, товарищ генерал.
– Понятно. Приехали, товарищи!
Все вылезли из машины. После двухчасового сидения Астафьеву было приятно размяться. Место ему нравилось – открытая ровная степь в сочной траве; зеленый ковер и синее небо.
Капитан о чем-то шепотом докладывал генералу. Воронец растирал затекшую ногу. Солдаты во втором оцеплении не таращились на приезжих, а смотрели безучастно, насквозь, словно не замечая.
Затем капитан пригласил следовать за ним. Прошагали метров триста, и он сказал:
– Вот.
Перед ними лежала груда искореженного, перекрученного, дымного металла. Ослепительно сверкало битое стекло. Чувствовался запах горелой пластмассы, вывороченные плитки с желтыми переплетающимися схемами обуглились.
Все это было сплющено, словно по механизму со страшной силой ударили тяжелым молотом.
Трава вокруг сгорела. Земля была в саже, местами спеклась в твердый полупрозрачный шлак.
– Взорвалось еще в воздухе, – сказал капитан. – Разброс обломков четыре километра. Но основная часть здесь. Крупные детали вчера убрали.
Генерал сдвинул брови.
– Нет-нет, никакой органики там не было. Техники все тщательно просмотрели.
– Ну и что это значит? – сердито спросил Астафьев. – Для чего нас сюда привезли?
Генерал сказал:
– Позавчера нашей… э… э… системой… был сбит неизвестный аппарат. Предполагалось, что это иностранный разведчик – аэросъемка, телетрансляция и так далее. На месте падения было обнаружено вот это.
