Под утро, сморенный трудом, я уснул в кресле, прижимая к груди тоненькую книжечку в кожаном переплете с атласной закладкой, торчащей из страниц. Почему-то именно она была роднее всех и выпускать ее из рук не хотелось.
Солнечный луч упал мне на лицо. Поморщившись, я закрылся от него рукой, пряча глаза в сгибе локтя. Сон перешел в дрему, и где-то на задворках разума недовольный Бенеста цокал языком и разочарованно вздыхал.
Тело заныло от неудобной позы. Нежась в объятиях ускользающих иллюзий, я потянулся. Позвоночник хрустнул. С груди соскользнула книга и едва коснулась пола, когда моя рука молниеносно схватила и прижала ее обратно.
Я вскочил на ноги, опрокинув кресло, распахнул глаза и окинул библиотеку быстрым взглядом, вспоминая, чем занимался полночи и где конкретно нахожусь. Амхи, Бенеста будет в ярости! Хотя с чего бы?
Не тратя времени, я ворвался в умывальную, суетясь, привел себя в порядок, по пути заскочил на кухню и схватил первое, что попалось под руку. С вялым мятым яблоком во рту я тенью вырвался через окно в сторону города.
Я затормозил на крыше старика, чуть не съехав по влажной от росы черепице. Оказавшись на земле, я прислушался, успокаивая бешено колотящееся сердце. В доме гремела посуда, и что-то пыхтело, булькая на плите. Соскользнув с ветвей на веранду, я опустился в плетеный стул и, скрестив руки на груди, принялся ждать, когда Бенета выйдет, чтобы, посмеявшись, упрекнуть его, что заставил меня ждать.
Ничего не происходило. Спустя минут десять я, растеряв весь пыл и чувство юмора, отчаявшись, направился к двери.
Дверь со скрипом распахнулась, ударив меня в лоб. Искры посыпались из глаз, и на них выступили слезы. Придержав дверь, чтобы она ненароком еще раз не приложила меня по лицу, я уткнулся в нее ушибленным местом и наигранно застонал.
– Кто здесь? – раздался у меня над ухом приятный женский голос. И – шутки в сторону – я мигом забыл о травме и выглянул из-за двери как раз в тот момент, когда это прекрасное создание сделало то же самое. Копна курчавых непослушных волос рассыпалась длинным каскадом, изумрудные широко распахнутые глаза заинтересованно уставились на меня, а пухлые губы раскрылись в изумленном «О».
«Такими губами должна владеть самая искушенная и нежная любовница. Этот рот должен целовать только меня!».
Окинув бегло ее фигуру, я понял, что зря опустил взгляд: теперь мысли понеслись дальше, и остановить их я был уже не в состоянии. Тонкая ткань легкого летнего платья не скрывала ничего: каждый изгиб, мягко и плавно выступающий под тканью, придавал незнакомке желанности и женственности.
– Я здесь, – промямлил я, моргая, чтобы стряхнуть наваждение мелькающих эпизодов порочной фантазии.
– М-м-м, – разочарованно протянула девушка и, всучив мне стопку тарелок, столовых приборов и салфеток, вернулась обратно в кухню. Я проводил ее взглядом, любуясь тем, как платье изгибается, когда она, наклонялась, чтобы достать тарелки из нижнего шкафчика, и как оно вытягивается, делая талию девушки еще тоньше, задравшись, оголяет стройные бедра, когда ее рука потянулась за висевшей почти под потолком кружкой. Я сглотнул вязкую слюну.
– Ты опоздал, бездельник! – недовольно проскрипел за спиной Бенеста. Я подпрыгнул на месте, и тарелки в моих руках жалобно зазвенели, норовя выпрыгнуть и разлететься в разные стороны фарфоровыми осколками.
– Но я же здесь.
