– Елена, Елена… – раздумчиво повторял Владимир Всеволодович, словно смакуя имя Твердятовой невесты. – …Царьград, олигархия… Надеешься избегнуть грабежа… Эх, мало нам степняков с их быстрыми конями и арканами, мало нам набегов безудельных сородичей. Ан тут ещё новая напасть объявилась! Худшие бандиты! Язычники, людоеды!
– О чем ты, княже! У страха глаза велики! Да и не к лицу тебе бояться!
– Не к лицу, друже? – князь сник, словно утомил его собственный гнев. – Я поеду на север, к сельцу Соловейкино, с большой дружиной. Там в прошлую седмицу стая волколаков всё село вырезала, а дьяка моего на кол посадили. Надо разобраться что к чему. Там места неровные: всё лога да овражки. Надо всё обыскать, нечистую силу из нор на свет белый извлечь и наказать. А с тобой к переславльским рубежам отправлю малую дружину – сотню копей с воеводою моим Дорофеем. Рекой плыть несподручно. На восход от Переславля неспокойно. Мне донесли: хан Кочка со своей ордой идёт к Ворксле с юго-востока. Надо на закатном берегу реки стать и половцев к городку Воиню не подпустить. Сам же догоню вас позже, когда из черниговских лесов кровожадную нечисть выкурю.
– Быть по сему! – Твердята поднялся со скамьи, отвесил хозяину поясной поклон. – Княгине привет от меня передавай и пожелание…
– Погоди, друже! – черниговский князь выглядел смущённым, отвел взгляд, уставился в чёрное оконце. – Не кланяйся, а сослужи… Я уж сумею отплатить.
– Говори, Владимир Всеволодович! Я рад помочь! За чем дело стало?
– Есть у меня родич дальний. Молодой годами, но старый умом богослов, иконопочитатель. Многим наукам научен, разными языками владеет, женой моей привечаем. Апполинарий Миронег – вот имя сего доброго отрока.
– Отрока? – изумился Твердята.
– Отрока! – подтвердил князь. – Зелен душой мой Миронег, молод, не окреп ещё духом. Потому желаю направить его в Царьград, в риторское училище, дабы постигал там глубину богословских наук и вернулся бы к нам укреплённым большей премудростью. Вижу, сомневаешься в моих словах, Демьян Фомич?
– По пути к тебе встретил я человека, похожего на Миронега. Встретил возле корчмы праздношатающимся…
– Тебе не в тягость будет мой Миронег, – князь возвысил голос и Твердята в тот же миг смирился. – Всем снабжу его. Дам и коня, и денег, и грамоту к царьгородскому патриарху. Забери только его, друже, из Чернигова. И пока не поумнеет назад, на Русь, нипочем не отпускай!
* * *
Посад смотрелся в воды Десны крутыми крышами теремов, тонкой вязью резных подвесов, цветными куполами звонниц.
Площади, поросшие травкой, свежая зелень палисадников, заборы – всё знакомое, виданное и всё чужое совсем. Эх, вовсе другие над этой речкой небеса. Эх, снова увела его беспутная судьба из Новгорода. Снова покинул купец родные стены, на этот раз твёрдо зная, что назад уж больше не вернётся.
Более суток не отпускал от себя купца черниговский князь. Более суток расспрашивал и сам рассказывал, стараясь наскоро наверстать года, проведённые в разлуке, пока наконец не разрешил по городу побродить, на субботнее торжище полюбоваться. Вот и пришёл купец на черниговский посад, ведя золотого жеребца в поводу. В тот час солнце давно уж перевалило за полдень, и чистые июньские небеса изливали на городок свежую синь, щедро сдобренную зноем.
Черниговцы уж и расторговались, и наигрались, и по домам успели разойтись. На базарной площади остались лишь самые упрямые. Возле кузни, под соломенным навесом толпился народец. Там Твердята приметил златогривую кобылу, смиренную Касатку – подарок для Елены. Тут же топтался и боярин Никодим Каменюка, твердятова надёжа, глава его дружины.
