Знала бы она...
— Я на идиота, по-твоему, похож? — без усилий удерживаю всё ещё слабую Альбину в своей хватке.
Не очень аккуратно и в спешке усаживаю строптивую жену на диван, а сам беру стул в руки, прицениваясь к его металлическим ножкам, и подхожу к панорамному окну.
— Что ты делаешь? — наблюдает Альбина за моими действиями, зачем-то одёргивая платье пониже.
Чего я там не видел? Всё видел и всё трогал...
— Собираюсь вытащить нас из этого пекла. Скоро весь дом пропитается дымом, и гостиная в том числе.
Первый удар по стеклу не привёл ни к какому результату, но уже с третьего раза по стеклу поползла кривая трещина, а с каждым новым ударом стекло всё больше покрывалось паутинкой из свежих повреждений.
Вскоре раздаётся спасительный треск и перезвон посыпавшихся на пол осколков.
Оборачиваюсь к жене, уже иду к ней, протягивая руки, но упрямый взгляд и неожиданный металл в голосе останавливают меня:
— Я сама, — Альбина демонстративно подрывается с дивана и независимой походкой идёт к разбитому окну.
— Осторожно, не поранься.
Мне ничего не остаётся кроме как последовать за тонкой фигуркой.
— Идём в беседку скорее, — говорю, внимательно осматривая прочищенную от снега дорожку под нашими ногами, обутыми лишь в домашние тапочки.
На зиму наша беседка закрывается и оснащается электрическим обогревателем, поэтому без раздумий веду Альбину к деревянному сооружению, где обычно любим принимать своих друзей.
Уже в самой беседке, пока Альбина обустраивается в мягком кресле и, трясущаяся от холода, заворачивается в шерстяной плед, звоню в пожарную часть и сообщаю адрес для выезда.
— Не волнуйся, — успокаиваю после жену, пряча мобильник в карман брюк, — пожарные уже выезжают, да и сама пожарка не далеко от нас.
— Не волноваться? — спрашивает с издёвкой. — А к чему мне волноваться? У меня всё просто отлично! Это самый лучший день влюблённых в моей жизни! Обожаю четырнадцатое февраля, а благодаря тебе это теперь мой любимый праздник!
— Не язви.
Нахожу валяющийся на полу шнур обогревателя и втыкаю его в розетку. Щёлкаю нужную мощность, и техника отвечает мерным урчанием, обещающим скорое тепло.
— Ненавижу... — раздаётся всхлип позади меня.
Я оборачиваюсь к Альбине лицом и вижу, как та снова принимается плакать. Просто терпеть не могу, когда она так делает.
С раздражённым вздохом шагаю к креслу и склоняюсь к лицу девушки. Красные, опухшие и всё ещё прекрасные глаза моей жены расширяются в немом удивлении, а губы приоткрываются. Она смотрит на меня со странной смесью ненависти, печали и... нужды во мне.
— Альбина, — произношу со всем теплом, на какое только способен. — Постарайся забыть о своём разбитом сердце и обо мне.
В ответ звонкая пощёчина и злое:
— Не смей говорить со мной таким тоном и смотреть таким взглядом!
— Не буду, — отстраняюсь от разъярённой жены и иду к напольной вешалке, где висит мой запасной «домашний» пуховик. — Больше никаких нежностей, ведь вся моя нежность теперь для другой.
С этими словами выхожу на улицу встречать прибытие пожарной бригады — хороший повод сбежать хотя бы на какое-то короткое время. Слишком невыносим вид этой несчастной женщины, слишком тяжело сохранять собственное спокойствие.
Пожарные пребывают совсем скоро и своей слаженной командой принимаются тушить вход в наш дом, бывший ещё совсем недавно настоящим любовным гнёздышком.
Завтра о нашем пожаре раструбят по всему медийному пространству, а эмоциональность Альбины может и вовсе наломать лишних дров... Как бы я не стал козлом отпущения, ведь на кону репутация, будущее.
