— Зачем это здесь... — ворчу, хватаясь за пульт, чтобы вырубить ящик, но в последний момент замираю.
В кадре появляется лицо моей жены. Длинные аккуратно уложенные светлые волосы, большие голубые глаза, нежно-розовый блеск на губах, белоснежная улыбка, в меру кокетливое декольте... Мы даже едва не поругались из-за этого её платья, когда она собиралась на это интервью двухнедельной давности.
— Какова настоящая Альбина Руснакова, когда выключены все камеры, а вокруг только родные люди? — спрашивает интервьюер у моей улыбающейся жены, сидящей напротив него.
— Эмоциональная, ранимая и очень любящая! — смеётся, лаская мой слух.
А ведь это лишь телевизор...
— Обожаю свою семью, мужа, отца, — продолжает Альбина. — Ради них готова в лепёшку разбиться, если потребуется!
— Боже, как же вы оба светитесь, когда говорите друг о друге! — восклицает интервьюер, изображая восхищение.
— Это любовь! — кивает моя жена по ту сторону экрана.
В гостиной раздаётся перезвон каблучков, и я тут же чувствую, как запах приторно сладких духов Катерины наполняет мои ноздри.
Поворачиваю голову в сторону девушки, которая с недовольством уставилась на телевизор, уперев руки в бока. Ещё около двадцати секунд она молча взирает на монитор, а затем выхватывает их моих рук пульт со словами:
— Наивная дурочка с ватой в голове! Как тебе только пришло в голову жениться на этом недоразумении?
Телевизор замолкает, выключившись.
— Ты говоришь о моей жене. Уж будь добра: следи за своим языком.
— Не долго ей осталось быть твоей женой. Ты же помнишь, что должен подарить мне открыточку на день рождения?
Катерина довольно хихикает и смотрит на меня с тем самым превосходством, с каким может смотреть только дочка богатенького папочки.
— Открыточкой ты сейчас называешь свидетельство о расторжении брака?
— А ты ещё и догадливый, а не только красивый! — на её лице наигранное уважение.
— Зато к твоей красоте ничего более не прилагается.
— Как же так? Острый ум и твёрдая хватка!
Девушка, виляя бёдрами, идёт к дивану и располагается на нём так плавно и с таким величием, словно понимает, что весь мир уже у её ног. Просто потому что ей так захотелось.
Завидую ли я ей? Раньше бы завидовал. Мне моя слава не досталась так легко, как многим может казаться. Но я, по крайней мере, знаю цену этой славы и вообще всему, что имею.
Однако, не сомневаюсь, что Катерина понимает, насколько хрупка её власть. Сегодня все танцуют на задних лапках ради её улыбки, а завтра танцевать станет некому, и она окажется совсем одна.
Мои губы сами собой растягиваются в холодной язвительной улыбке, и я неспешными шагами подхожу к дивану с сидящей на нём Катериной. Возвышаюсь статуей, вынуждая девушку с недовольством задрать голову вверх.
— Хождение по головам вряд ли можно называть положительным качеством. Твои, так называемые острый ум и твёрдая хватка, ничто иное, как болезнь.
Последнее слово я выделяю по-особенному. Мы оба понимаем, что я имею ввиду, и от этого Катерина злится.
— Болезнь? Что ты несёшь?
— Болезнь, называние которой звучит как: «Звезду словила».
— Тебе ли завидовать? Ты не менее успешен, чем я.
Она расслабляет плечи, откинувшись на спинку дивана, хотя недовольство и напряжение никуда не ушло, что бы она сейчас не изображала. Я не назвал истинное название болезни, но... Мы оба всё понимаем.
— Какая тут зависть... Пожалеть тебя только можно.
