Подрагивающими пальцами нащупываю в сумочке ключи от его квартиры. Власов когда-то давно дал их мне, как сказал, на всякий случай. Их позвякивание заставляет подумать, что шуметь не стоит. Застываю с мыслью – как же быть? Ощущения жуткие. Хочется бежать прочь отсюда, пока меня никто не увидел. Стыдно.
Но упрямый червяк опять подзуживает, советует поторопиться, ведь уже шесть с четвертью. Чем дольше стою, тем больше сомневаюсь, стоит ли сделать решающий шаг. Пытаюсь успокоить себя, что дверь, наверняка, закрыта, а воспользоваться ключами я вряд ли посмею.
Прикосновение к дверной ручке пронизывает все мое существо электрическим разрядом. Я все еще надеюсь, что дверь не откроется. Но она легко и беззвучно поддается под легким нажимом, и мне открывается возможность войти внутрь.
Сердце сумасшедшими ударами вот-вот разорвет грудную клетку. Они настолько интенсивны, что я не только ощущаю, но и явственно слышу их. Одной рукой стараюсь унять эти гулкие болезненные удары, а другой зажимаю рот, боясь выдать свое присутствие шумным прерывистым дыханием.
Преодолевая панический ужас, я на цыпочках прохожу дальше. Дверь в комнату распахнута настежь. Поэтому, чтоб не обнаружить себя, я буквально вжимаюсь в стену. И вдруг каменею при виде открывшейся мне картины.
Мозг отключается, а я впиваюсь взглядом в ритмично двигающуюся мужскую обнаженную фигуру, нависшую над распластанным женским телом. Взгляд задерживается на мускулистой мужской руке, точнее на плече. И я впиваюсь взглядом в знакомое до боли родимое пятно. Пятно очень большое, По форме оно слегка напоминает огромное яблоко. Я часто шутила, что мама Игната, будучи беременной им, без спроса взяла запретный плод, вот и родила сына с такой удивительной отметиной. Власов сердился и грозился сделать операцию по ее удалению.
Воспоминания вспыхнули мгновенным ярким всполохом. А я плотно сомкнула веки в надежде, что мне все привиделось. Вот сейчас я открою глаза, и никакого пятна не увижу. Это просто галлюцинация на фоне стресса.
Увы, когда я открыла глаза, чуда не произошло.
Острая боль полоснула скальпелем по моему и без того страдающему сердцу и отозвалась страшным приговором, не оставляющим никаких сомнений. Значит, в постели с другой женщиной все-таки Игнат!
Ноги подкашиваются. Я сейчас упаду. Стараясь устоять, вдавливаюсь в стену еще сильнее. Кажется, я сейчас умру от жестокой боли, сдавившей сердце и перекрывшей дыхание.
Но моя пытка на этом не заканчивается.
Созерцание обнаженных тел мужчины и женщины, которые переплелись в сладостном экстазе, лишили меня возможности думать и чувствовать. Мозг и сердце замерли. Продолжали жить и воспринимать только глаза. В неярком свете ночника они выхватили из общей картины кружевное красное белье, яркими пятнами выделяющееся на белизне скомканных простыней.
О, Боже, я ведь когда-то уже видела это. Такое же ярко-красное на белом! С такими же кружавчиками!
Не хочу смотреть! Надо бежать отсюда! Еще мгновение, и я потеряю сознание от удушливой атмосферы, насквозь пропитанной мерзким духом предательской похоти и плотского наслаждения.
Ноги не слушаются, но я неимоверным усилием воли заставляю их вытащить меня на лестничную площадку. А оттуда – вниз, вниз, вниз! Подальше от этой грязи, от этого предательства, от этой мерзости.
Губы беззвучно твердят одно единственное слово – дежавю, дежавю, дежавю…
