У меня два выхода: утонуть в жалости к себе или разозлиться.
Выбираю второй.
Только сложно это, как оказалось.
Лика стучит по клавиатуре очень монотонно, а я дремлю. Всё-таки валерьянка действует, кто бы что не говорил.
Из полудрёмы меня выдёргивает вибрация телефона в кармане. Это Глеб.
Отвечаю на автомате. Тот радостно сообщает, что уже освободился и может за мной заехать.
– Не надо. У нас тут с Ликой дела, – говорю прямо полуправду. – Забери Сашку со школы. Будьте дома. Я позже приеду.
– Хорошо, – соглашается Глеб.
На мою радость не выпрашивая, какие дела и по какому случаю. Он такой всегда был. Не выпытывает подробности, если надо, как считает, сама всё расскажу.
– Люблю тебя, – говорит на прощанье.
– Угу, – даю отбой, чувствуя тошнотворный привкус обмана от его слов.
Переворачиваюсь на спину. Правую ногу сгибаю в колене, левую опускаю на пол, ладонью накрывая лоб.
– Пять минут и поехали. Надеюсь, я уже не напоминаю перезревший помидор цветом кожи.
– Нет, даже бледновата немного, – доносится со стороны рабочего стола.
– Вот и прекрасно.
– Ты уверена, что хочешь ехать?
– Уверена, – бросаю даже немного зло. – Очень уверена.
Через полчаса мы выходим из офиса. Молча садимся в машину и едем на юг города.
Лика пытается меня отговорить, но я до последнего стою на своём. В итоге мы уходим с работы и берём курс по адресу, где год назад Лика побывала с Глебом. Сейчас начало пятого, пробки уже начинают формироваться, на особо активных проспектах мы толкаемся в очередях перед светофорами. Пальцами я тарабаню то по дверце машины, то по боку сумки, лежащей на коленях.
– Мила, пожалуйста, постарайся успокоиться, – внушает Лика.
Хмыкаю, издавая странный приглушённый звук.
– И как ты себе это представляешь? – язвлю.
– Смутно, если честно. Прости, я не знаю, что сказать, – в её голосе усталость и непонимание.
Кажется, Лика сама не рада, что всё мне выложила. Но я ей благодарна. Неведение – хуже всего. Особенно, если другие в курсе, а ты нет.
– Я тоже не знаю, что сказать.
– Может, это была случайная связь…
– А ребёнок? – перебиваю.
– Ну, иногда дети и от случайных связей рождаются.
– А трусики в карманах пиджаков от случайных связей появляются?
– Не знаю, что и думать.
– А я вот думаю, – утверждаю с нажимом, – что ей просто надоело ждать, когда Глеб разродится на решительные действия, вот она и подложила их.
Я уверена в этом практически на сто процентов. Всё не случайно. Может, между ними уже ничего и нет? Может, было и прошло? Глеб, наверное, иногда заезжает навестить ребёнка. В тайне от меня. Вот эта женщина и сделала то, что сделала.
Это ты так себя успокаиваешь? – оживает внутренний голос. – А с ребёнком что делать? Было и было, так, что ли? Измена не имеет срока давности. А то, что Глеб скрывал и продолжает скрывать последствия… ну как бы… Малахольная! – выплёвывает в конце.
– Сюда, вроде? – вклинивается в мои мысли неуверенный голос Лики.
Мы заезжаем во двор старого дома-корабля на Германа, паркуемся недалеко от выезда и ждём непонятно чего.
– Ты их узнаешь?
– Думаю, да.
– Прекрасно, – складываю руки на коленях и откидываюсь на спинку сиденья.
Двор зарос кустами сирени и акаций. Голые ветки качаются на ветру, который к вечеру лишь усилился. Небо подзатягивает серой мутью и начинает накрапывать мелкий дождик.
Лика врубает дворники, когда сетка мелких капель на лобовом стекле закрывает обзор.
