Уголок губ Глеба ползёт вверх. И сердце моё невольно замирает. Какой же он у меня классный. Ровный нос, волевой подбородок, тёмно-зелёные глаза-омуты, в которых я готова тонуть. Волшебные губы, очень чувственные для мужчины, мягкие. Когда целует, я возношусь куда-то к звёздам, не иначе. Он не пропадает в зале вечерами, ходит пару раз в неделю, природа одарила его красивым мускулистым телом. Гены? Отец у него тоже был красавец для своих лет: подтянутый, стройный, статный. Глеб с годами таким же станет. А сейчас мне горько, что, как оказалось, то, что я считала своим, вовсе и не моё.
Делю его с кем-то.
Поджимаю губы невольно.
Гадко же, что в постели нас уже не двое. Кто та третья? Что между ними? А долго? Как он может врать, глядя мне в глаза?
– Па-а-ап? Помоги? – доносится до нас.
Глеб жмурится и со смешком шепчет.
– Всё, я пропал. Ты отказалась, придётся мне отрабатывать.
– Придётся, – киваю.
И наконец, дышу, когда муж уходит. Прислушиваюсь к их голосам на втором этаже, к шагам.
Потом поднимаюсь на ноги, чтобы начать что-то делать.
При Глебе рыдать нельзя, иначе возникнут вопросы, а я не планировала проводить столь серьёзный разговор на даче. Надо собраться с мыслями.
Оттягиваешь, трусиха? – иронизирует внутренний голос. – Ну тяни-тяни, пока живот на нос не полезет. Ещё сохрани семью ради детей. Переступи через гордость, как многие. Но помни, что ребёнком не привяжешь. Как гулял, так и будет гулять.
Если б могла изгнать собственное «я» из головы! Эти диалоги, где я ищу оправдание за, чтобы проглотить измену, а внутренний голос обвиняет в малодушии, за последнюю неделю стали нормой.
Иду на кухню, готовить ужин. Отвлекусь и семью накормлю, пока она у меня всё ещё есть.
Нет! Нельзя так размышлять!
Подбородок снова трясётся, вот-вот разревусь.
Начинаю активно моргать, чтобы унять слёзы, но парочка всё-таки вырывается из-под век и скатывается по щекам.
Выдёргиваю салфетку из коробки и быстро высмаркиваюсь.
Вот так… надо держаться!
За ужином обстановка разряжена. Мы даже смеёмся, обсуждаем планы на лето. Сашка ходит в бассейн весь год и теперь хочет на море, тренировать навыки самостоятельного плаванья. Потом меня посвящают в детали сегодняшней съёмки: здесь можно отключиться и кивать, угукая в нужных местах.
После Глеб с Саней смотрят музыкальный конкурс по телеку. Сашка подпевает модным хитам. Глеб тоже пытается что-то изобразить, чтобы рассмешить дочь. Я тоже невольно фыркаю. А потом решаю почистить всю кухню, чтобы подольше не идти спать.
После десяти все зевают. Сашка плетётся в ванную, почистить зубы и просит папу почитать перед сном.
Прежде чем уйти из гостиной, Глеб подходит ко мне, прихватывает за талию со спины, щекочет губами шею, шепчет:
– Встретимся в спальне, Мила. Буду тебя ждать. Бросай ты эту уборку.
– Угу, – даже застываю на мгновение, но он уже уходит.
С тех пор, как узнала про измену мужа, удавалось как-то избегать близости. То он уезжал к матери, то я убегала к подруге, может, и сегодня отверчусь?
Я драю кухню до полуночи, ныряя с головой в нижние ящики, чтобы навести порядок в самых дальних уголках шкафчиков. Чищу зубы здесь же, в ванной на первом этаже. А потом, замерев у лестницы в нерешительности, поднимаюсь к дочери в спальню.
Лягу сегодня с ней. Скажу, что Сашка позвала… попросила с ней полежать. А я вырубилась и уснула.
Если пойду к Глебу… я не смогу… не смогу ответить на его ласки. А если отвечу, возненавижу себя и точно передумаю. А потом что? Молчать всю жизнь, изображать счастье и помнить про измену?
