– Доброе утро, Иришка! – Тимофей стряхивает на меня прохладные капли воды, и я визжу.
– Ти-и-м! Прекрати!
– Или ты предпочитаешь вот так?
Валит на меня лопатками на песок и впечатывается мокрыми солеными губами в мой рот. Он весь мокрый, и моё платье моментально промокает. А я лифчик под низ не надела.
– Перестань, прекрати, – пытаюсь выпростаться из-под него, но куда там…
– Обними меня, давай, – просит он.
– Ты мокрый! И тяжелый, как кит!
Смеющийся Тим отпускает меня и жадно смотрит на мою грудь. Ткань намокла, и теперь сквозь нее видны темные ореолы сосков.
– Ты божественно выглядишь, – шепчет мне.
– Всё благодаря тебе, – ворчу и накрываю ладонями груди.
– Не прячь от меня свою красоту, – убирает мои руки.
– Кроме тебя, на пляже полно других мужчин.
– Пусть смотрят. Ведь тебе есть что показать.
Егор бы уже сошел с ума от ревности, если был бы рядом сейчас. Из-за намокшего платья, конечно. Отправил бы меня срочно в номер переодеваться, предварительно натянув на меня свою футболку или рубашку.
– Ты совсем не ревнивый? – вырывается у меня.
С какой стати ему меня ревновать? Чушь.
– Хм.. А что есть ревность? Желание, чтобы человек принадлежал только тебе? Это собственничество. Ревность – это нежелание, чтобы на твою женщину заглядывались другие мужики? А что, у нас за взгляды теперь казнят?
– Выкрутился опять. Ты помнишь, что я говорила тебе за поцелуи? Чтобы ты так больше не делал!
– А я сделал. Потому что тебе это нравится, Иришка, – касается моего носа подушечкой указательного пальца.
Егор никогда не называл меня Иришка. Звучит так ласково и приятно.
– Хватит меня соблазнять, – свожу брови к переносице.
Мне надоело держать грудь, поэтому расслабляюсь. Тим пожирает глазами мои соски, и я позволяю ему это делать. Пусть смотрит, за взгляды у нас не казнят.
– А я хочу тебя соблазнить.
– Тебе ничего не светит.
– Я бы не был так категоричен, – усмехается он. – Тебе понравилась открытка? Хочу так же, – наклоняется и проводит языком по мочке моего уха.
Вздрагиваю, ловя мурашки, разбегающиеся от места соприкосновения.
– Ну и хоти себе на здоровье, – фыркаю.
– Ирка, ты не умеешь притворяться. Твоё тело говорит об обратном – ты вся горишь от желания заняться со мной сексом.
– Не выдумывай. Я на отдыхе.
– Так отдохни. Хватит держать себя в узде.
– Я уже не в том возрасте, чтобы пускаться во все тяжкие, – притворно тяжко вздыхаю.
– Во все тяжкие можно пуститься в любом возрасте. У моего 80-летнего папы, царствие ему небесное, была 28-летняя любовница.
– Вы, мужчины, любите помоложе.
Вот бесит! А нам, женщинам под сорок и более, что делать? Когда нас вытесняет молодая гвардия.
– Не все, – качает головой, – для меня, например, важнее сочность, а не возраст. Взять, к примеру, Монику. Ей 25, но она не сочная, а скорее сухое бревно, которое нет никакого интереса трахать. На разок и всё. И заметь, в этом виновата она, а не я такой козёл, поимел и бросил. А вот ты, Иришка, сочная, как папайя.
– Боже, ну и сравнение.
Вспоминаю, как выглядит этот экзотический фрукт, и краснею, потому что мне кажется, что он похож на вагину. Не зря он такую метафору подобрал! Эти откровенные разговорчики с самого утра до добра не доведут. Почему я их поддерживаю?
– И у тебя был один партнер за всю жизнь, – внезапно огорошивает Тим. – Я угадал?
Черт, ну что за нафиг? Читает меня как открытую книгу, этот ловелас.
– Я скромненько промолчу.
